Мне кажется, нельзя любить по часам. Иначе получается, что я навязываюсь, произнесла она.
А муж? Натали прожила в браке пять лет и только недавно освободилась. Как и я. Неудивительно, что каждый из нас поначалу хотел все переменить, мы оба вернулись к родителям, вот только она не смогла протянуть дольше полугода, а я до сих пор живу со своей старушкой.
Ты же должен понимать: в каждом браке отношения разные.
А он вообще был верующим?
Он и сейчас верующий, улыбнулась она.
А дети?
Так и не договорились, и по прошествии остановки, Нам пора.
Пошли под руку, остановившись перед надвратной иконой, Натали надела платок и повела меня в храм Живоначальной Троицы, пятисотлетние стены пропитались запахами ладана и воска, сейчас на жаре, ароматы тянулись вслед за прихожанами, медленно поднимаясь на верхние этажи. Она сразу пошла в подвал, где располагалась церковная лавка, купила свечки и долго, пока я шарил взглядом по стенам, выбирала образок знакомой, которой предстояла операция на кишечнике в бесплатной больничке. Советовалась шепотком с молоденькой продавщицей в черном, наконец, та достала иконку преподобного Алексия. Святой сильно походил на спасителя, вот только весь в отрепьях, лохмат и нечесан. Купив, Натали, снова о чем-то шепталась, кивнула и наконец-то повела меня наверх.
Там я снова остался один, пока она отдавала записку священнику, стоял перед иконой богородицы, разглядывая потемневший от времени и чада свечей, вспоминая, что было здесь прежде. Кажется, точно не музей. В монастырских покоях, хорошо помню, находилось общежитие ткацкой фабрики, накрывшейся еще в середине девяностых, тотчас же монастырь отошел к церкви.
Затрезвонил мобильный мама. Просила купить хлеб. Я коротко поговорил, отойдя к самой иконе, будто с ней разговаривал, только потом узнал, что отчасти так и вышло изображение называлось хлебной иконой, перед которой я должен ставить свечки для получения хорошей работы. Потом узнал: Натали просила помолиться и за меня.
Мы поднялись наверх, постояли у еще одной иконы богородицы, затем, сходили в другую церковь. Сели на лавочку в теньке: Натали устала. Сперва сидели молча, но моя розовая знакомица не могла утерпеть, стала вспоминать, как полгода назад, поздней зимой, сюда привезли мощи Андрея Первозванного очередь желающих причастится выстроилась на много километров. Она простояла часов шесть, прежде чем коснулась раки. Морозец стоять не давал, хорошо служки бегали, оделяли страждущих блинами. Правда, по сотне рублей штука.
Я и говорю: «друзья, ну что же мы стоим, в гастрономе напротив икра куда дешевле, давайте скинемся, поедим как белые люди». И так хорошо: поели блинов с икрой, псалмы попели, чаем согрелись.
Я накрыл ее руку своей. Натали обернулась на храм, потом на меня. Высвободив ладонь, стала что-то искать в сумке.
Люблю здесь сидеть. Тихо, спокойно. Сразу вся грязь сползает, и помолчав чуть, прибавила: Пойдем потихоньку, скоро автобус подойдет.
Странно все же, произнес я, поднимаясь. Ты ведь сама врач, ну не запирайся, с твоим опытом, давно могла стать. А будешь дарить иконку на удачу.
Поэтому и дарю. Я тебе рассказывала, как у нас хирург больному на ухо локтем надавил во время операции?
Я проводил ее до двери, следующие дни у Натали оказались рабочими, мы собирались снова встретиться, но тут случилась оказия: знакомый забрал машину с ремонта и был готов подбросить до дачи, на четыре дня по такому случаю Натали взяла выходной. Я напомнил о себе, но получил отказ: буду все время на огороде, не хочу, чтоб мой рыцарь видел меня невесть какой. И еще надо поглядеть, будут ли забор красить.
Забор покрасили розовым, конечно. Натали показывала фотографии, сделанные ее раскладушкой, жаловалась, что мальчик, никак не мог поверить, в мою серьезность. «Но я же говорю: Ты на меня посмотри, какой мне еще забор нужен, не красный же, а он как раз красную краску принес и белила. Развел, порадовал меня, убил соседей. Убитые соседи на следующем снимке».
Я ей показывал свои снимки, предложил поставить один из понравившихся в качестве заставки на рабочий стол ноутбука. Она отказалась, улыбнувшись, мол, каждое утро, включая компьютер, буду здороваться с моим рыцарем, а его нет. Я возражал, ну почему же, я здесь. Она озорно заискрила взглядом, спросила напрямую, нравится ли мне. Я отвечал, кажется с какой-то обреченностью в голосе с первого же дня. Натали смутилась, спохватилась, как же так, я столько для нее сделал, а без отдарка до сих пор. Пошли на лоджию, она стала сыпать без разбора кабачки, патиссоны, огурцы, морковь в сумки, набила три, одна порвалась, она немного успокоилась, я принялся откладывать.
Все точно не дотащу, даже до лифта.
Через два дня снова был у нее. Знакомая привезла малину и щедро оделила подружку, та пригласила разобрать ягоды. Натали, готовя основу для варенья, рассказывала о пациенте: мальчике лет двадцати с большим гонором, даже ей с трудом удалось окоротить требовавшего себе особые условия парня. «Могу поселить в ординаторской, говорю ему, но тогда придется отвечать на звонки».