Тот завтракал в одиночестве. Несколько огрызков моркови еще лежали возле ручья, но Пятик не прикоснулся к ним и щипал траву подле кривой яблони. Когда друзья подошли поближе, Пятик поднял голову.
Орех молча пристроился рядышком и принялся за траву. Теперь он уже жалел, что взял с собой Шишака. В предутренней тьме, не оправившись от потрясения из-за пропажи брата, он радовался поддержке. А теперь, рядом с Пятиком, таким маленьким и родным, не способным никого обидеть, не способным скрывать свои чувства, глядя, как он дрожит в мокрой траве то ли от холода, то ли от страха, Орех почувствовал, как злость проходит. Он жалел брата и думал, что стоит немного побыть с ним рядом — и Пятику станет легче. Убеждать Шишака говорить мягче поздно, остается только надеяться на лучшее.
Но, вопреки опасениям Ореха, Шишак и сам не сказал ни слова. Он, наверное, ждал, что Пятик заговорит первым, и теперь растерялся. Некоторое время все трое молча двигались по траве, тени тем временем стали четче, и далеко за деревьями заворковали лесные голуби. Ореху начало казаться, что все кончится хорошо, что натура у Шишака много тоньше, чем он думал, но вдруг Пятик сел, очистил мордашку передними лапами и впервые посмотрел на них прямо.
— Я ухожу, — заявил он. — Мне очень жаль. Я хотел бы тебе пожелать всего хорошего, Орех, но в этих местах ничего хорошего нет. Так что просто прощайте.
— Куда это ты уходишь, Пятик?
— Все равно. Если смогу, доберусь до холмов.
— Сам? Один? Ты не дойдешь. Ты погибнешь.
— У тебя нет ни одного шанса, старик, — сказал Шишак. — Попадешь к кому-нибудь на обед еще до на-Фрита.
— Нет, — спокойно ответил Пятик. — Вы гораздо ближе к смерти, чем я.
— Ты что, хочешь напугать меня, ты, несчастный писклявый пучок мокричника?! — воскликнул Шишак. — Я не хотел…
— Подожди, Шишак, — сказал Орех. — С ним надо помягче.
— Ты же сам говорил… — начал было Шишак.
— Знаю. Но я передумал. Извини, Шишак. Я хотел, чтобы ты помог мне заставить его вернуться в нору. А сейчас… Мне всегда казалось, что в его словах что-то есть. Последние два дня я его и слушать не хотел, да и теперь мне кажется, что он просто устал. Но у меня не хватит духу силой тащить его обратно. Что-то и в самом деле в этих местах пугает его до смерти. Я пройдусь с ним немного, может, нам удастся поговорить. Не могу просить тебя идти на такой риск. Кроме того, остальным тоже надо знать, что происходит, но кто им скажет, если не ты? Я вернусь до на-Фрита. Надеюсь, мы вернемся вдвоем.
Шишак не сводил с него глаз. Потом с яростью накинулся на Пятика.
— Ах ты, паршивый маленький таракан! — возмутился он. — Ты ведь так и не научился выполнять приказы! Все время «я, я, я». «О, моя пятка плохо себя сегодня чувствует!» А потому все должны теперь встать на голову? И сейчас — мы нашли прекрасное место, нас приняли даже без драки, а ты изо всех сил постарался испортить все! Лучший наш кролик вынужден рисковать жизнью, чтобы нянчиться с тобой, пока ты болтаешься по полю, как мышь под луной. Я скажу тебе просто: ты мне надоел. Я возвращаюсь, чтобы всем все рассказать.
Будь уверен, они от тебя отвернутся — смотри не промахнись.
Он повернулся и исчез в ближайшем просвете между кустами. В то же мгновение с другой стороны произошло что-то страшное. Кто-то забился, задергался. В воздух взлетела палка. Взметнулись мертвые мокрые листья, полетели через просвет в изгороди и легли рядом с Орехом. Ходуном заходили кусты куманики. Орех с Пятиком переглянулись — оба боролись с желанием удрать. Что за враг оказался на той стороне? Ни шипения кошки, ни вскрика кролика — только треснули ветки да заколебалась трава.