Понимаешь, зов – он тоже что-то меняет в тебе…
Райнарт бросил в его сторону быстрый взгляд, стараясь не ежиться от этого тихого голоса.
– Я жизнь положу на то, что бы эта дрянь больше ни до кого не дотянулась! – выдохнул Дамон, на мгновение снова вскипая яростью.
– Так ты за этим вернулся сюда?
– Я ее уничтожу…
– Разве это возможно? Совет…
– Возможно. Ирония в том, что это может сделать только темный. А какой черный в своем уме пойдет на такое?
– Одного я вижу перед собой!
– А ты уверен, что я в своем уме?
– На комплементы напрашиваешься? – усмехнулся Райнарт.
Дамон засмеялся.
– Я проторчал здесь достаточно времени, так что даже примерно представляю, как это сделать. Проблема в том, что нужно соединиться с ее создателем.
– А!
– Вот-вот. Полное растворение личности. Знаешь, я бы рискнул… но не очень хочется отдавать свое тело Черному Мастеру для воплощения.
– Лично мне тоже больше нравится иметь дело с тобой.
– Спасибо. Я найду способ, поверь… И тогда белые тоже потеряют – самое для них дорогое: власть.
– У тебя всегда камень за пазухой?
– Привычка, – Дамон улыбался уже без подтекста, горечи или язвительности, – Между прочим, эту идею подсказал мне ты. В Анкарионе.
– Тоже привычка, валить все с больной головы на здоровую? – Райнарт помог ему подняться, и на этот раз, маг его руку принял.
– Мне можно, Властелин я или не Властелин.
Райнарт шел за Дамоном туда, где остались Алагерда и Дамир, совершенно успокоившись: раз уж он начал шутить, значит отошел и снова вполне адекватен.
***
Первым делом Дамон склонился над все еще пребывающим в беспамятстве юношей, осматривая его, и лицо темного мага совершенно преобразилось. Райнарт и Алагерда уже имели возможность видеть несколько его лиц: для врагов, когда он во истину становился лишь оружием Тьмы, острием ее стрелы; обычное бесстрастие, разбавленное едва заметной улыбкой уголками сомкнутых губ или мелькающей в непроницаемой черноте глаз насмешкой…
И вдруг им было явлено то, что иначе, чем чудом назвать было нельзя: черты лица ожили, жесткая линия рта расслабилась, а взгляд исполнился нежной грусти и тревоги. Не сговариваясь, невольные свидетели отвернулись, стыдясь вида обнажившейся души.
– Нам стоит поторопиться, – заметил маг, выпрямляясь.
Райнарт кивнул несколько поспешнее, чем оно того заслуживало.
– Наверно, его стоит нести мне.
Можно было бы и волокушу сделать, ведь в седло Дамир не сядет, но задерживаться и впрямь не стоило, а подобная конструкция их только обременила бы и оставила хороший след.
– Не будешь дожидаться свою клыкастую подружку? – Алагерда не была бы собой, если бы упустила возможность съязвить.
– Нет, – спокойно отозвался Дамон, – И ты же понимаешь, что она погибла.
Он коротко взглянул на волшебницу, и та прикусила губу.
– Откуда ты знаешь? – женщина опустила голову в неловкости.
– Я ее больше не слышу, – ровно сообщил Дамон, завершая поднятую тему.
Он знал, что Раинн сражалась из-за него. Дамон мог бы взойти на тонкие пути, и она тоже успела бы отступить. Он мог остаться и снова вступить в бой. Возможно даже, что именно на это она и надеялась. Ожидала, что он вернется…
Но у него на руках был Дамир. Выбирая между значительной вероятностью гибели вампирки, дававшей им время отойти, и крохотным шансом спасти еще даже не начавшуюся толком жизнь – Дамон Фейт выбрал последнее.
И будь на месте Дамира любой другой мальчишка, – скорее всего, поступил бы так же, хотя бы потому, что на собственной шкуре знал: первыми и единственными невинными жертвами в играх взрослых всегда остаются дети.
На Пустоши Дамон вызвал своих орков, воспользовавшись для этого расставленной сигнальной системой. Надо сказать, что в стане его союзников царило не меньшее смятение и растерянность, чем в лагере их противников.