Почему и доброе и злое до сих пор вызывают в нем такой яростный отклик, который трудно заподозрить по всегда необычайно сдержанным манерам. Доктор Фейт невесело усмехнулся себе и погрузился в чтение. Запах библиотеки успокаивал.
Этот запах не спутаешь ни с каким другим: запах клея, чернил, пыли на переплетах, сырости немножко… Запах тлена. Все эти знания, чьи-то мысли, чувства были собраны и заперты здесь как в склепе.
Он работал так же напряженно, как и в больнице. Из-за массивных старых книг мужчины почти не было видно, и когда служитель негромко его окликнул, доктор Фейт вздрогнул, как будто просыпаясь.
– Уже?..
– Очень поздно, доктор, – извиняющееся ответил совсем еще молоденький юноша, смущаясь спросил, – Вам отложить до завтра?
Это было не положено, но врача знали как постоянного посетителя уже в течение лет пяти, а то и больше. И исследования, которые он проводил, вызывали священный трепет и благоговение.
– Нет, – поморщившись, посетитель потянулся, расправляя затекшую спину, – Завтра у меня дежурство. Послезавтра в обычное время, если возможно.
Молодой служитель кивнул, собирая бережно заложенные книги.
– До свиданья, доктор.
Выйдя на улицу, он понял, что действительно уже очень поздно, особенно по зимнему времени, и Сайки не тревожа его, позволил работать дольше обычного. Пока доктор спускался по скользким от раскисшего снега ступенькам Великой Библиотеки, натягивая перчатки на узкие красивые и сильные руки, огромные древние медные двери за ним все еще закрывались. Удар – отзывающийся под ногами волной: он научился не вздрагивать от этого звука и от этого ощущения, привык.
Домой идти было довольно далеко: комнату он снимал ближе к Городской больнице и самим трущобам, чем к центральной части Рои. И это время доктор Фейт потратил на то, что бы проанализировать только что прочитанное – опять ничего ценного: горы перелопаченной пустой информации, в которой не встретилось даже полезной ссылки или имени. Ничего, что бы он уже не знал.
Последнее время это случается все чаще, а к решению он так и не приблизился, хотя теперь и сам может поспорить с любым историком…
Его размышления прервал грубый голос:
– Погодте-ка, милсдарь!
У здоровенного детины, который преградил дорогу изящному худощавому врачу, была дубинка, у припозднившегося прохожего – только сумка на боку.
Доктор Фейт чему-то едва заметно усмехнулся, но тут раздался второй голос:
– Ша под шконку, убогий! Таких как ты только пальцем у параши… Разуй зенки, эт ж господин Фейт! – голос тут же сменил свои хамливо-крикливые командные интонации на заискивающе вежливые, – Вы уж простите, господин доктор, Клавви с детства на голову ушибленный! Разве мы можем вас так обидеть, после того как вы мне брюхо знатно заштопали! С того света можно сказать… А побратиму моему не дали без ноги остаться!
Темнота скрывала старшего из нападающих, но врач, по-видимому, его узнал и даже с усмешкой ответил:
– Не он ли на тебе нож и попробовал, припоминается?
– Всякое в жизни бывает, – ни мало не смущаясь отозвался голос, – Давайте мы вас проводим, мало ли что… Опять таки.
– Спасибо, я уж как-нибудь сам.
– Доброго вам здоровья, господин Фейт! А то у вас, как и у нас, главное, что бы руки не дрожали.
– Да уж! – доктор Фейт придушенно закашлялся от такого сравнения.
Однако путь он продолжил уже улыбаясь, похоже, здорово развеселившись происшедшим диалогом.
В дом он вошел через заднюю дверь, и проходя к лестнице мимо большой жаркой кухни, приветственно кивнул хозяйке.
– Доктор, вы сегодня опять не приходили обедать! – напустилась на него пухлая миловидная женщина.
– Умеренность залог здоровья, – рассеяно бросил Фейт.