Я отвечал всем обычной фразой: "Сегодня катастрофы не будет", - и это была чистая правда: сегодня - нет!
На спортивной площадке сорокового этажа мальчишки запускали модели самолетов. Я сел на скамью рядом со старой американкой. Она, как и я, наблюдала запуск стандартных игрушек. В руках у мальчишек - пульт управления. Нажата кнопка - взревели маленькие моторы. Вторая - разбег машин по площадке, подъем вверх. И вот начинается веселая чехарда в воздухе больших серебристых стрекоз.
– Мистер Бари, вы не считаете, что в мире стало слишком много игрушек? - спросила меня не очень любезно соседка.
– Что вы имеете в виду, мэм?
– Да хотя бы эти самолеты…
– У вас, наверное, здесь внук?
– Правнук… Я имею в виду, что он слишком бездумно управляет самолетом, не зная его назначения.
Стрекозы выделывали над нашими головами фигуры высшего пилотажа.
– Но они берут пример со взрослых, которые то и дело включают и выключают автоматы.
– Поймите меня правильно, мистер Бари, - дама повернулась ко мне, белозубо улыбнулась, - я не против разумной игры… Но нельзя ли объяснить тем людям, - она подчеркнула два последних слова, - что они играют со страшной игрушкой.
Неожиданно она встала, решительно пересекла ковровую дорожку, села на скамью напротив.
Я и не заметил, как на нашу скамейку взгромоздился негр. Сел, как садятся нарочито негры в присутствии белых: на спинку скамьи, спиной к нам. Штаны и ботинки - белые, носки - красные, рубашка - черная с закатанными рукавами.
Моя собеседница напоминала взъерошенную ворону.
Я спросил:
– Сэр, вы не могли бы сидеть, как все другие? - И прибавил: - Вы прервали разговор.
Негр мгновенно очутился в нормальной позе.
– Только ради вас, мистер Бари!
Кого-то он мне напомнил.
– Извините, что помешал.
Он ушел, небрежно махнув рукой.
На тыльной стороне руки я заметил наколку - букву "Н".
– Ниггер! Хам!
Дама стрельнула злым шепотом в спину цветного - обычным американским способом. Спина чуть дрогнула, но негр не остановился - ушел танцующим шагом.
– Терпеть не могу ниггеров! - Моя собеседница снова пересела ко мне.
Однако не это было самое важное. "Н"! "Э-н"… "Э-н-н"!
Одна лишь буква…
И сразу всплыла в памяти давняя история: "Н" - "Нет!" - "Нонни"…
Интересно устроена журналистская память. Как огромное, хаотически перемешанное досье фактов. Что-то видел, что-то слышал, что-то читал. И моментально забываешь лишнее: жизнь идет вперед, событий слишком много. Однако нужная информация возникает в острых ситуациях, когда напряженно работают мозг, чувства, вся сложная человеческая система.
Я вспомнил про букву алфавита и… закона.
Это была типичная для Америки история. В небольшом курортно-пляжном городке штата Флорида разгоняли демонстрацию негров. Действовали привычными методами. И вдруг полицейский застрелил мальчишку по имени Нонни.
Нонни, вернувшись из школы, играл с приятелем в бейсбол. Он постепенно выигрывал, как может выигрывать каждый чемпион класса. Но мать соперника чересчур волновалась: ее сын задерживался на обед. Она дважды заходила на бейсбольную площадку, разделявшую дома соседей, а потом позвонила в полицейский участок с жалобой на черномазого, который разрушает авторитет родителей у ее белого сына.
К площадке подкатила патрульная машина. Полицейский знал, кого надо наказать. Он выстрелил в негритенка. Точно между глаз. И уехал.
Черная Америка взорвалась. Сначала в том курортном городке, позже, когда суд оправдал полицейского убийцу, по всей стране. Негры вышли на улицы, и это показалось белым страшно. Демонстрантов приводили в чувство, сбивая с ног из брандспойтов, усмиряли газовыми гранатами, одиночек пристреливали. Звенели стекла, пылали машины, дома смотрели пустыми глазницами. Губернаторы вызывали на помощь национальную гвардию. Негритянские кварталы лежали в руинах. Газеты день ото дня умножали цифры - число убитых, раненых, арестованных.