А впереди бор становился все более темным да дремучим. И сами хвойные деревья своими размашистыми кронами прикрывали небесный купол, скрывая красно солнышко, и вроде просеивая остатки дыма, едва толику пропуская их вниз и с тем создавая сумрак, где в отдельных солнечных лучах курилась голубоватая морока. С каждым шагом все меньше и меньше в воздухе ощущалась горечь пожарища, коя вмале окончательно сменилась на кисловато-терпкий аромат хвои.
Здесь стали реже встречаться обособленно растущие ельники. Они смешивались с соснами, кедрами, пихтами, иногда с лиственницей, ибо последние наблюдались лишь одиночными деревья. Впрочем, их рост и мощь стволов поражала взор. Кору тех деревьев, трещиноватую аль отслаивающуюся пластинками, покрывали зеленые полосы мха, да плетущиеся стебли растений. Почитай не имеющие нижних ветвей, они всего только и оставили, что зеленые лапники наверху, дабы основать ту кучную крону, поддержавшую саму лазурь небосклона. Ветви если и созерцались, на середине ствола или ниже, были в основном сухими, короткими отростками, опутанными густыми серыми бородами растений, порой дотягивающихся до самой оземи и в движение ветра самую толику покачивающихся.
Необычайно смотрелись и корни тех деревьев. Не менее могутные в размахе, они, выбираясь из землюшки, подобно лапам зверей (видно жаждущих шагнуть вперед), приподнимали вверх сами стволы, да, единожды, разветвляясь, создавали неровности почвы, не только валы, но и значимые углубления, словно выгребая оттуда грунт. Часточко деревья росли на упавшем и вже вошедшем в почву дюжем стволе, днесь наблюдаемом едва зримым небольшим изгибом землице-матушки. Возникшие на его остове сосны и ели в свой срок высосали из сломленного ствола все силы и с тем взрастили себя, их выступающие шишками корни также покрывали мхи, низкие и стелющиеся растения.
Сосны, кедры, пихты, ели, лиственницы ноне правящие в лесах, будучи исполинами, не давали взросления юной поросли, создавая сумрачность внизу над землей, не пуская туда и малого солнечного света. Посему саму почву, устланную опавшей бурой хвоей, низкорослым кустарником, кислицей, черникой, брусникой да полотнищами зеленого мха, все больше покрывал плотный валежник из опавших сухих ветвей, не токмо сучковато-коротких, но и длинных, дюжих, каковые в свой черед, упав, крушили младые деревца, или коверкали (собственным падением) их стволы, придавая им чудные изгибы.
Катившийся вперед клубочек всяк раз огибал препятствия на торенке по которой ступали странники, словно разумное создание, обходя корни, углубления, али бугры. Он дивно так скатывался вниз в небольшие овраги, где колыхали темно-зелеными водами родники, соударявшиеся капелью с боляхными валунами плотно покрытыми синеватыми, пухлыми мхами, раскидывая позадь себя огнистые искорки, оные не тухли, а вспять того попеременно перемигиваясь указывали путь. А замирали лишь тогда, кады их миновал шедший позади всех Бешава.
А лесные чащобы, несмотря на хмурость и легкую серую мороку от спускающегося сверху солнечного света были полны жизни. И не только шуршали в них травы, звенели криницы и ручейки, похрустывали ветви кустов и валежника, но и слышалось пение птиц, задумчивое, тягучее дыхание зверей. Не редкостью в лапниках елей да сосны наблюдались небольшие с серым оперением птички, громко посвистывающие али щелкающие, будто переминающие сучки. Их раскатистое «фиуить», в сей же сиг подхватывали прыгающие по оземе, али с ветки на веточку с голубоватыми спинками птахи уже выводящие более нежные «фьить тр». Шумные крики пестрых кедровок, перекликивались с гнусавым дребезжанием соек, и заглушались редким однозвучным перестуком клюва дятла о кору дерева или все-таки частым возгласом кукушки.
«Ку-ку ку-ку» иногда отзывалось эхом от сосны и взлетая ввысь терялось в пышной кроне, откуда на идущих странников удивленно поглядывали с пушистыми длинными хвостами темно-бурые белки, поблескивая с высоты черными бусинками глаз. Рев, хрип и вой зверей, как и сами рыжевато-бурые зайцы, темно-коричневые куницы и свернувшиеся в клубки в корнях деревьев ежи, не больно обращали внимание на путников, поелику были в этих местах хозяевами.
Понеже все те звуки, такие властные, гулкие вызывали в детишках волнение и лишь позвякивающие на их поясках бубенчики, своим легким «звяк звяк», да шагающие рядышком духи придавали уверенности в верности избранного пути.
И так вот они шли
Может час, а может и иной
Шли потому непроходимому, густому краснолесью.
Вже поглядывая вверх, желая в сумраке пущи разобрать, куды клонится красно солнышко
И чего им несет сей день.
И с тем ходом чудилось Алёнке и Орею то их родные места. И ели, сосны, пихты смотрелись знакомыми лишь давеча в лесах примеченными, как и выныривающие с-под корней ключи кои пузырились капелью воды, плеская ее округ, и тем даря жизнь малым растениям, туто-ва приютившимся.
А катившийся поперед спутников клубочек, нежданно содеяв небольшой изгиб, вбежал в лиственничник, где в основном наблюдалась одна лиственница. Не дюже высокая, не любившая темнохвойные леса, лиственница, зачастую росшая на светлых участках местности, одначе и тут не сумела принести в гай денной свет, так как оказалось, что само солнышко приблизилось к небозёму, и на Явь надвигалась ночь.