вается у меня.
Мы снимаем таджику дачу рядом,
рассказывает Адель. Собак мы всегда за-
крываем в вольере, когда он приходит. Не
хотим собак к нему приучать. Не доверяем.
Закрыть собак! Легко сказать! Эти зве-
рюги уже у ворот. Чуют чужого. Напряже-
ны. Я беру «вкусняшку». Свиное ухо. И бо-
дро кричу псам.
Пацаны! Смотрите, что я вам дам! Ах,
как это смачно! Гордик! Шерик!
Псы неохотно идут на ухо. От еды их уже
воротит. Их уже ничем не удивишь, ника-
кими вкусняшками.
Скорее они идут на мои эмоционально-
восторженные слова. Я бросаю свиные
уши каждому в кормушку, жду, когда со-
баки неохотно зайдут в вольер, и быстро за-
крываю за ними калитку на засов.
Заходит дворник. Лет пятидесяти сухо-
щавый азиат. Взгляд вопросительный. Ми-
гом считывает мою социальную принад-
лежность. По страшненькому прикиду и
синему в горошек переднику. Смотрит без
одобрения. И даже высокомерно.
Я чисто из вежливости здороваюсь пер-
вой. Таджик отвечает на приветствие и тут
же удивленно спрашивает:
Вы собак не боитесь?
Не-а Они ласковые, как кошки.
«Полоумную домработницу взяли»,
вероятнее всего, подумал таджик. И тут
же меня припахал. Заставил включить ру-
бильник у ворот. Открыть окно в бойлер-
ной, выключить горячую воду в кране у
дровника. А я, по наивности, услужила. С
какого-то переляку. То сделала, то откры-
ла, то включила. Хотя это его работа.
Я прытко бегаю по поместью, с готов-
ностью выполняю указания таджика. И
вдруг отчетливо понимаю, что меня тупо
используют. Будто я подписала договор об
оказании бытовых услуг этому таджику.
И понимаю, откуда ноги растут. Таджик в
доме уже два года. А я новенькая. Как сол-
дат первогодка. И тут дедовщина! А может,
просто ревность? Или азиатская хитрость?
А снег валит! Целый день. Мой гостевой
домик уже в белом плену.
Таджик расчистил двор от сугробов, про-
рубил лопатой дорожки от барского дворца
к воротам. Заваленный снежными горами
вход в мой домик оставил нетронутым. И
мне пришлось самой откапываться.
Адель худеет. Ничего не ест. Пьет толь-
ко соки фреш, которые я выжимаю каждое
утро из яблок, моркови и тыквы. Диабет
тут ей обеспечен, если верить Елене Ма-
лышевой с ее программой «Жить здорово».
Мне тревожно за Адель, и я, скинув с себя
обличье кроткой филиппинки, говорю ей
об этом.
Я сама знаю, как мне жить, высоко-
мерно осаждает мой пыл Адель.
И изнуряет себя на тренажерах. В спорт-
зале. Потом становится на весы, разочаро-
ванно смотрит на цифры. Сбросила всего
триста граммов. Ревностно всматривается
в меня и предлагает мне взвеситься. У
меня минус два килограмма. Я таю на
уборке дома.
Мы наблюдаем друг за другом. Мне она
уже понятна. Я же для нее, кажется, еще
загадка. Колбасы-сосисок не ем, от ветчи-
ны отказываюсь. Творожки в глазури игно-
рирую. Сгущенку и майонез с презрением
отвергаю. Насмотрелась «Среду обитания»!
Только здоровая пища!
Адель в недоумении.
Мы с ней в бассейне.
Я вылизываю бассейн. Шваброй с мах-
ровыми забубонами.
Бассейн шикарный, цвета белого золота.
Вода в нем словно идеально обработан-
ный голубой топаз. Потолки высокие, как
в храме. Подсветки с бриллиантовым бле-
ском. Колонны величественные. Как зим-
ний кавказский хребет за высокими окна-
ми бассейна.
Адель кайфует в бассейне. Устраивает
показательные заплывы. В одну сторону
брасом. Назад кролем. И уже плывет на
спине. Демонстративно фыркает, нежится
в теплой глади, распластавшись лягушкой.
Я не люблю воду. Наверное, в прошлой
жизни я была «Титаником».
Фендебоберная махровая швабра, ку-
пленная вчера за тысячу рублей, все время
ломается. Спадает с ручки. И мне прихо-
дится помногу раз налаживать ее хитрый
механизм. Дорогие игрушки для богатых
лохов! Дурят наш народ, как хотят.
Адель все плавает. Я все на швабре
летаю.
А с потолка шикарного бассейна падает
штукатурка. По дорогим стенам и окнам
струится потный конденсат. А по углам
расползается зловещий грибок, любитель
влажности. Что-то не так сработали строи-
тели. Халтурщики!
тели. Халтурщики!
Адель потеет во французской маске,
спрятав лицо в махровое полотенце. Она
лежит на диване в шелковых подушках.
Тут же ее Гена, в синем халате и с сигарел-
лой в зубах. Пялится в телевизор.
Я потею, протирая лестницу из ценно-
го бука, на трех этажах господского дома.
За эту буковую лестницу хозяева отвали-
ли миллион рублей. А она хрупкая и кро-
шится, как вафельные пирожные. На ней
уже оставлен четкий след от тапочка Гены,
как символ искренней веры хозяев в кри-
стальную честность строителей. И теперь
по лестнице все ходят бережно и босиком,
делая основной упор на поручни.
Сейчас я на уровне зала-студии, где раз-
леглись хозяева. Пот с моего лица льется
струями. Как конденсат по стенам их бас-
сейна. Поры открыты, кожа очищается!
Лицо сияет. Лучшая очистка для кожи,
между прочим! Натуральная.
Бутафорские очки сползли с моего мо-
крого лица. Косынка спала. Длинные шоколадно-
карамельные волосы рассыпались
по плечам. Мое бесформенное серое платье
из «Хуманы» сегодня в стирке. И я в узких
розовых брючках и в голубой футболке.
Чувствую, что он на меня смотрит.
У меня выражение лица предупредительно-
исполнительное, как и подобает настоя-
щей филиппинке. Маска, которую я не