Повторяю, Он понес чужие грехи, как Свои. И об этом рассказано в Преступлении и Наказании Достоевского. Он вынужден был считать Себя преступником, а распятые вместе с Ним сыновья Зеведеевы разбойниками.
Акт исполнения преступления сопровождается всегда болезнию. Интересное наблюдение. Германн был болен, когда нечаянно убил графиню? Нет. Он потом заболел. И болезнь его была инициацией. У Пушкина инициация это естественно, там масонских символов, масонства хватает. А здесь? Не может же преступление быть началом инициации! Переходом в число людей понимающих действительное, библейское устройство мира. Непонятно. А Сальери? Может быть, он хотел войти в инициацию? И не просто так, а поэтому убил Моцарта? А ведь действительно не понятно, зачем Сальери убил Моцарта. Некоторые, как Марио Корти, думают, что убийства и не было. Ибо:
А зачем? Он слишком был смешон для ремесла такого. Тем более, что конфеты очень любил.
Моцарт мог бы еще сочинять и сочинять, а Сальери бы слушал и наслаждался райскими песнями. Почему не захотел? Ответ один: заболел. Что здесь причина, а что следствие?
Марио Корти хочет защитить Сальери, что, мол, такой человек не способен на убийство. Но на самом деле он только унижает его. Ибо у Пушкина Сальери это гений. Как ты да я. И только гений может завидовать гению. Как внук Авраама Иаков Исаву, что даже при рождении зацепился ему за пятку. Когда мы смотрим на сегодняшний мир, то ничего хорошего не чувствуем. Особенно если этот мир еще переводится «девчатами». А когда читаем Библию, то думаем:
Как это хорошо, как прекрасно, красиво. Вот бы и здесь так было, как там написано!
Можно думать, что Сальери увидел у Моцарта жизнь такой, какой она предстает в Библии, а у себя, как в жизни. Ибо Библия это и есть Райская песня! Сальери или не верит в существование этой жизни, или не хочет, чтобы она существовала. Думаю, что второе, ибо не верить в существование Библии нельзя. Красота эта существует, ибо это очевидно. И именно эта красота и спасет мир. Мир спасет мир, встающий из Библии. И не только из Нового, но и из Ветхого Завета.
Но тогда Сальери это дьявол.
Сальери наслаждается текстом Библии, но слушать дальше не хочет. Почему? Значит, он думает, что здесь, на Земле, как в Раю не будет никогда. Нет этого перехода из Рая на Землю. А как же тогда попали сюда Адам и Ева? Значит эта дорога все-таки существовала.
И все-таки, когда может начаться инициация: при убийстве Моцарта, или при прослушивании его райских песен? Если бы об этом спросить Бориса Парамонова, он бы сказал, что Кука, конечно, надо было съесть. Пользы больше. Для синих. Для них нет ничего лучше, чем нас съесть. Остальное не приживется. Спасать они нас не будут. Почему? Потому что он не верит в детскую мечту Аватара, не верит в синих, тем более, что не верит в того человека, который мог бы получиться при их, так сказать, женитьбе. То есть не верит в двух сыновей гармонии:
Моцарта и Сальери. Один из них должен умереть.
Моцарта и Сальери. Один из них должен умереть.
Но ведь не стал Сальери таким же сильным и смелым, как Моцарт!
Хочет ли Свидригайлов быть таким, как Раскольников? Да, но не совсем так. Он не хочет быть Моцартом, но не хочет и убивать его. Он хочет жить с ним через стенку!
Текст Достоевского:
По-почему вы знаете? прошептал он, едва переводя дыхание.
Да я ведь здесь, через стенку, у мадам Ресслих стою. Здесь Капернаумов, а там мадам Ресслих, старинная и преданнейшая приятельница. Сосед-с.
Вы?
Я, продолжал Свидригайлов, колыхаясь от смеха, и могу вас честью уверить, милейший Родион Романович, что удивительно вы меня заинтересовали. Ведь я сказал, что мы сойдемся, предсказал вам это, ну вот и сошлись. И увидите, какой я складной человек. Увидите, что со мной еще можно жить
Вот так вот, SW предлагает ЖИТЬ ВМЕСТЕ. Как и в Библии говорится, что нельзя до времени разделить истину и ложь.
Но и здесь это не вышло: Свидригайлов застрелился.
Появление Аркадия Ивановича Свидригайлова.
Появление Свидригайлова воспринимается, как радость, как плюс, как спасение. Раскольникову снился кошмар, связанный с убийством старухи, но Свидригайлов его разбудил.
Сердца его стеснилось, ноги не движутся, приросли Он хотел вскрикнуть и проснулся.
Он тяжело перевел дыхание, но странно, сон как будто всё еще продолжался: дверь его была отворена настежь, и на пороге стоял совсем незнакомый ему человек и пристально его разглядывал.
Раскольников не успел еще совсем раскрыть глаза и мигом закрыл их опять. Он лежал навзничь и не шевельнулся. «Сон это продолжается или нет», думал он и чуть-чуть, неприметно опять приподнял ресницы поглядеть: незнакомый стоял на то же месте и продолжал в него вглядываться. Вдруг он переступил осторожно через порог, бережно притворил за собой дверь, подошел к столу, подождал с минуту, всё это время, не спуская с него глаз, и тихо, без шуму, сел на стул подле дивана шляпу поставил сбоку, на полу, а обеими руками оперся на трость, опустив на руки подбородок. Видно было, что он приготовился долго ждать. Сколько можно было разглядеть сквозь мигавшие ресницы, человек этот был уже немолодой, плотный и с густою, светлою, почти белою бородой