Я просила не давать мне больше играть главных персонажей. Фигу! Моя мама же часто носит в школу конверты с денежкой благодарит Галину Петровну. А училка её тоже благодарит моими ролями и оценками.
История с пропусками ещё смешнее. Весь класс знает, что она прикрывает прогулы. Иногда даже мы видим, как училка врет проверяющему.
Зачем? Мы с бабушкой можем пойти в поликлинику, которая через дорогу от школы. И будет бумажка. Мне «повезло» со здоровьем всегда можно найти причину для справки.
Разумеется, мы нанюхаемся хлорки и еще какой-то гадости, посмотрим на бульдога в регистратуре, и главное потратим время. Ценнейшее, для неработающей пенсионерки и школьницы. Бабушка за эти пару часов пересмотрела бы свой «Клон», записанный на кассету, я «South Park». Известно же, что подростки и пенсионеры всегда правильно используют время. Поэтому услуга Галины Петровны неоценима.
Размышления заглушают звуки очередной разборки «Учительница vs Волков». Если бы я не умела громко мыслить, я бы тихо выходила из класса. Слушать это уже невозможно. Нет, она не обзывается. И сейчас даже не орет. Она несет чушь, это хуже.
Глава вторая
Окна нашей квартиры выходят на кольцевую трассу: прямые лучи солнца и шум машин. Октябрь, а так ярко. Каждое утро гудение моторов и не греющий, а ослепляющий свет напоминают о том, что пора идти в школу. А я не хочу.
Мама уже на работе. Дома из взрослых только бабушка.
Бабуль, я не хочу в школу.
Почему?
Бабушка, да если бы я сама знала, почему не хочу туда!
Голова болит.
Опять?! Выпей «Цитрамон» и иди!
Не хочу и не пойду.
Ты больная?!
Я пойду. Мне не очень приятно, когда меня бьют. Я знаю, что у бабушки уже сдают нервы, что я ей надоела своими вечными прогулами. Но всё равно ненавижу её, когда она меня бьёт. Быть избитым всё равно что быть голодным. Боль не адская, но унизительная.
Позавтракала. Оделась. Забрала портфель. Там учебники и тетради для всех возможных предметов. Вторую неделю я его не открываю дома. Проверяю, что будет, если не делать домашку. Ничего! Я и в прошлом году так проверяла.
Математика.
И какова же скорость мотоциклиста?
130 км\ч.
Умница, Катенька. Пять!
Противный мел опять вяжет пальцы. Почему этот мел, принесённый Ксюшкой, так нравится Галине Петровне? Она прямо в восторге от этого осыпающегося куска дряни.
Задача решена. Не кладу мел на место, держу в руках и топчусь у доски. Учительница на меня смотрит. Это хорошо. Тереблю белый брусочек в руках, чтобы она точно его заметила. Медленно иду к парте. Галина Петровна провожает меня глазами. Суетливо и долго, пачкая всё, что только можно, прячу мел в правый боковой карман портфеля. Она смотрит и молчит. Молчит.
У меня сильно заболели виски.
Галина Петровна! А Катя мел украла!
Это Андрюшка, соседняя первая парта справа. Громче кричи, она делает вид, что не слышит.
Галина Петровна! Катя ваш мел стащила!
Спасибо, Андрюша, хоть ты и крыса, но ты мне сейчас помогаешь.
Галина Петровна машет рукой:
Андрей, там, наверное, маленький кусочек такой остался. Им писать нельзя, и она его выбросить хотела.
Врёт! Я целый брусок уволокла!
Врёт! Я целый брусок уволокла!
Утыкаюсь лицом в холодную и бугристую от многочисленных покрасок парту. Я её точно ненавижу! Если бы она сейчас отвела меня в сторону и поговорила, о том, что я сделала Если бы она достала сейчас этот мел и, да пусть даже при всех, вернула бы его на место, я бы всё ей простила.
Почему? Не знаю.
У школьных ворот меня ждет бабушка. Это странно, ведь она нечасто меня встречает. Может, училка всё же ей рассказала о произошедшем?
Галина Петровна тебе звонила?
Нет. С чего бы? Что-то случилось? насторожилась бабуля.
Ничего не случилось.
Я шла от Тани и решила забрать тебя по дороге. Ты на кого оглядываешься? Что случилось?
Да говорю же: ничего! я вру. Но я не знаю, что именно случилось. Получается, я честно вру: как можно объяснить то, что сам не понимаешь?
Хотя, нет, нечестно оно, это случилось, абсолютно точно есть.
Идем домой. Мне нравится говорить с бабушкой, слушать истории из её жизни и её времени. Я люблю бабулю. Она мне напоминает огромную советскую Детскую Энциклопедию в уставшем оранжевом переплете. Причем сразу все тома она тоже большая.
Сейчас, в две тысячи первом году, эти книжки кажутся глупыми из-за плотных цветных матовых вставок с плакатами и лозунгами: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» Из-за портретов Ленина, из-за странного, гладкого, но навязчивого языка, на котором сейчас никто уже не говорит. Но в то же время это огромный кусок другого мира, который точно был, дышал и умер.
Когда-нибудь мы, наш мир, станет для новых людей таким же. И мы тоже будем интересны будущему миру, как кусок истории. Наверно.
Глава третья
Вставай, уже много времени.
Почему нужно вставать, когда времени много?
Почему мы используем такие странные фразы? И, что ещё страннее, понимаем их так, как положено, а не так, как они звучат. Интересно, взрослые знают, почему? Хотя, нет. Они точно о таких вещах не думают. Им нужно много работать. Они говорят, что для нас, для детей. А дети это их смысл жизни.