Да и вы, отвечаю, сударь рудокоп, не промах. Зовут меня Тиль, путь держу не «откуда», а куда ноги ведут, а ведут в Вартбург. Вы же
Мыслю, прислушался тут мой собеседник к продолжавшимся страданиям брата по цеху за оконцем, мыслю, что Отто определенно не сладил.
Не сладил, согласился я. Почтим его мрачную долю, да минует она нас вовек.
Стало быть, говорит рудокоп, пиво тут определенно дрянь. Взгляните-ка, что у меня тут припасено!
И в самом деле, припас был достоин всяческого уважения, в коем плане я и высказался. Редко встретишь пяток бутылок отменного анжуйского, достойных самого базилевса Византии, в сумке простого рудокопа.
Впрочем, никогда не приходилось мне шарить по сумкам простых рудокопов, так что, быть может, это в порядке вещей, а я что-то упустил в жизни.
Стало быть, клянусь дубом, терном и ясенем, продолжал мой собеседник основательно, вечер только начинается. Вижу ваше удивление. Вино это мы в шахтах у кобольдов крадем, но тсс!.. Вы в кости играете, Тиль?
Играю, да и про кобольдов мне, магистру семи вольных искусств, послушать интересно. Только играть-то играю, да не вашими. Улавливаете, сударь как вас, не припомню?
Дуб, ясень и терновник! Вот теперь вижу, сударь бурш, наш вы человек! Играем вашими, а то можем у корчмаря взять. Ух и повеселимся мы! А зовут меня Ротэхюгель.
И пошла потеха.
Помню, как затаскивали корчмареву корову животное покладистое, исхудавшее до состояния скелета и с легкой безысходностью в слезящихся глазах на крышу трактира. Помню, как пошли в деревню шалить и стучались в дома к девкам, отчего-то не возмущенным нашей наглостью, а хихикающим.
Помню, как деревенские погнали нас вон, и преследовали до какого-то пруда.
Многое помню, а еще более того позабыл, да и ладно.
И, конечно же, была игра. Иногда говорят изредка даже обо мне, что человек играет как дьявол так вот, Ротэхюгель проигрывал как ангел.
Как это? А вот представьте играющего как дьявол только наоборот.
Когда бы ни выдавалась ему возможность проиграть он бросал на кон сколько только мог. Стоило появиться шансу выиграть он начинал ставить помалу, но все равно выкидывал одни единицы.
И все это с прибауточками, улыбками и такой детской радостью, будто и не было для него большего счастья в жизни, чем смотреть, как его серебро оседает сначала в моем кошеле, а после и в карманах изрядно раздувшихся, надо отметить.
Наконец, проиграв последнюю монету и одарив меня ослепительной улыбочкой, Ротэхюгель приуныл.
Ненадолго, как выяснилось. Полез в суму с видом заговорщицки бесшабашным и извлек некий завернутый в тряпицу предмет.
Тиль! говорит он проникновенно. Вижу, ты человек бывалый, более того благородный.
Понимаю вот сейчас точно пришло время последней ставки.
За то, что я деньги все потерял, доверительно говорит, хозяйка меня заругает да скалкой побьет, только беда не в том. Не в первый раз. Я ведь еще и деньги мастера моего ставил. А он гро-озный! Не погуби, дай отыграться. А я цверга поставлю.
Кого-кого? Думаю, ослышался.
Он тряпицу разворачивает а там в квадратной бутыли стекла темного и в самом деле цверг сидит, дремлет: седоватый, бородатый, сварливый на вид до ужаса ну точно, цверг, да и только! Обок его наковальня да верстачок малые приспособлены. Стенки бутыли изнутри все полочками да шкафчиками увешаны и как только держатся?
Мы его, говорит Ротэхюгель, в жиле серебряной нашли. Это сейчас он квелый, а вообще живехонький. Ругается ругательски.
Мы его, говорит Ротэхюгель, в жиле серебряной нашли. Это сейчас он квелый, а вообще живехонький. Ругается ругательски.
Друг, отвечаю я, ругаться я и сам горазд. На что мне этот пропуск на костер? Вот что. Человек ты добрый, так что держи свои денежки и не переживай. Подними лучше кружку доброго пивка за мою победу в Вартбурге при случае.
Нет, говорит он. Без подарка я тебя точно тогда не отпущу. Бери цверга. Он историй знает море. И про меч Велунда, и как Сигурд кладом овладел, и что с того вышло Такому, как ты, этакий помощник завсегда пригодится. А еще он мелочи всякие ковать умеет. Бери, в общем.
И так он меня убеждал, и такой я был пьяный, что согласился.
Распрощались. Он до дому поплелся, а я на лавку завалился, суму под голову приспособив.
Проснулся впотьмах, как от грома небесного. Одной рукой за кинжал схватился, другой за лютню. Нет, все в порядке. Вроде ругается кто-то. Прислушался из сумы голос. Ну точно, цверг безобразит. Достаю бутылку, разворачиваю.
Придурок! орет цверг. За тобой инквизиторы уже идут, вот околицу деревенскую миновали, к корчме скачут.
Что? красноречив я со сна.
Что сказано, балда! Думаешь, куда Ротэхюгель пошел на ночь глядя? Люди доброты не прощают, ты же его носом во все егойные пакости ткнул. А так и тебе отомстит, и премию за донос получит. Тут неподалеку в монастыре самое доминиканское гнездо.
Буду я, бормочу, чертям всяким верить.
Балда! А еще образованный! Я цверг, дух элементальный, принцип созидания и творческой мысли, а не эти там Между прочим, многие наши крестились. Даже святые были пусть не цверги, а Ши островные, которые еще эльфами зовутся. Цверг не на шутку разобиделся, аж перекрестился вызывающе. Да с кем я говорю? В окошко, дурень, глянь!