Сердце сладко замерло. Он! Искомый будущий муж, надежда и опора семьи Бернстайнов, умный, галантный, обеспеченный. Он сам нашел меня, лапушка Я подняла глаза от пламенеющей гирлянды цветы были роскошные, вот только запах у них не ахти и замершее в сладостном предчувствии сердце разочарованно застучало дальше. Не Он. Присевшему напротив господину можно было дать лет восемьдесят пять. Впрочем, его голубые глаза живо блестели, а движения были легки и энергичны. На незнакомце была тростниковая шляпа местного плетения и дорогой светлый костюм.
Питер Блуай, представился он.
Непереводимая игра слов: blue eye означает «синий глаз», а глаза у старика и впрямь были голубей голубого.
Чем вас угостить, сеньорита?
Мороженым, ответила я по-английски, не в силах противиться требовательным воплям голодного желудка.
Мы можем общаться на английском! Открытие привело Блуая в восторг; выговор у него был американский. Как вас зовут, прекраснейшая из женщин?
Анастази, сказала я, однако он уже не слушал.
Играющие небесной лазурью уставились мне на грудь туда, где была расстегнута верхняя пуговица пиджака. У меня руки дернулись вверх застегнуть.
Не надо, Блуай поймал мои запястья.
Я рванулась. Тщетно.
Русская финифть! вскричал он, не отрывая глаз от треугольника кожи под горлом.
Так и сказал: finift, а не «эмаль», как говорят все иностранцы. Ценитель финифти? Я успокоилась и позволила ему рассмотреть кулон, браслет и перстень, которые одна мамулина подруга давным-давно привезла из Чернигова. Простенький комплект, однако Блуай принял напыщенный вид и объявил:
Пожелай вы продать эти украшения, я бы заплатил сто сорок долларов.
Я любезно улыбнулась.
Это память о России. Не продается.
Синеглазый Питер театрально зааплодировал:
«Не продается»! Вы великолепны, Анастази!
Затем он обратил взор на ожидавшую его внимания официантку и заказал целую гору мороженого и бокал кока-колы. Я шустро заработала ложечкой, а Блуай смотрел, как я ем.
Большое спасибо, я отодвинула пустую вазочку и бокал. Извините, мне пора.
Он глянул на меня с неожиданной печалью.
Вы полагаете, будто я старый сатир, который вздумал купить красивую девушку гирляндой цветов и мороженым.
В точку; возразить было нечего. Блуай покачал головой.
Торговка всучила мне эту гирлянду за два доллара, и я шел с ней, как дурак, и не знал, куда деть. И вдруг увидел вас такую красивую и одинокую. Вот и все. Он коротко улыбнулся сухими старческими губами. Прощайте, Анастази. Он положил на столик деньги за мороженое и коку, с легким поклоном коснулся своей шляпы и твердым, энергичным шагом покинул террасу кафе.
Мне стало грустно. И стыдно. За то, как поначалу думала о Питере Блуае, за свое безденежье, за безработность, за общую бестолковость семейства.
Хоть бы майор Колорадо поскорей сыскал Игоря. Хоть бы с Игорем не случилось дурного
Я поднялась. К столику тут же порхнула официантка, цапнула коричневой лапкой положенные Синеглазым Питером деньги. Видно, он оставил щедрые чаевые судя по скорости, с какой долларовые купюры исчезли в кармашке прелестного фартучка.
Я забросила концы пламенеющей гирлянды за плечи. Анастази Бернстайн, ты прекраснейшая из женщин, повторяла я себе, спускаясь по лесенке к скутеру. Так сказал один немало повидавший и весьма неглупый человек.
И тут мое умиротворенное настроение было испорчено шумной толпой, которая вывалилась из-за угла на авениду.
Негры причем не коричневые, не черные, а фиолетовые! Я глазам своим не поверила такого явного фиолетового оттенка они были. Женщины в обмотанных вокруг тела красных, синих и желтых тряпках, мужчины в коротких штанах попугайных расцветок, увешанные стеклянными, каменными, ракушечными бусами. Руки были унизаны браслетами и увиты тесьмой с бахромой и кисточками, в ушах качались немыслимые серьги, в волосах торчали цветы, перья, пучки разноцветной соломы. Это красочное сборище приплясывало, лупило в бубны, дудело в хрипатые дудки, голосило:
У-у! У-у! У-у!
Я вцепилась в руль своей каракатицы. Галдящая волна захлестнет, завертит и утащит оглянуться не успеешь. С террасы высунули головы баскетболисты, отовсюду сбегались туристы с фотоаппаратами, щелкали крикливую толпу. Бесплатная экзотика!
С воплями, грохотом и гудением этот ужас проплясал мимо меня и удалился вниз по авениде к побережью. На Гвантигуа полно негров, но таких я прежде не встречала.
С воплями, грохотом и гудением этот ужас проплясал мимо меня и удалился вниз по авениде к побережью. На Гвантигуа полно негров, но таких я прежде не встречала.
Глава 4
Майор Элисео Колорадо собственнолично посетил наш дом. Видно, он куда-то спешил, поскольку всего три минуты толковал с папой Леней, две минуты уделил мамуле, спросил о Вальке наш пловец, как обычно, нырял в ущелье на потеху публике и вместе со мной вышел из дома.
Спасибо вам, поблагодарила я, так как при старших Бернстайнах майор ни словом не обмолвился о зомби. Gracias.
Снова заговорили по-испански? отозвался он не без яду. Сеньорита, вы уверены, что в ту роковую ночь в роще находился ваш брат?