Шокированный парень помрачнел. Где-то неподалёку безуспешно подпрыгнула Ангела, волнение которой от лицезрения небывалого пожара и копоти в небе достигло апогея. В такие экстренные моменты раздумьям она всегда предпочитала решительные действия. Схватив по обыкновению подзависшего брата за руку, она потащила его в гущу бестолковых зевак. Благодаря наитию через мгновения они пробились к оцеплению и медицинскому минивену с голосящей на все лады театральной труппой.
Однако, Лану почему-то было не отыскать среди плачущих и ругающихся друг с другом актёров, спасённых из огня. Не всем подопечным театральной музы Мельпомены так повезло. Всезнающий рупор сплетней Валькирия вместо приветствия сквозь надсадные рыдания доложила ребятам, что в страшном дыму задохнулось полтеатра и сам бессменный и почти легендарный руководитель. Ведь полыхнуло прямо поперёк аншлагового спектакля, а запасные выходы, один из которых был совсем рядом с кабинетом главного режиссёра, по недоразумению оказались заколоченными.
Валька ты снова пьяна или бредишь? Не полтеатра вымерло, а всего лишь некоторые работники сцены, худрук, да гримерша наша задохнулись! подкорректировала безрадостный отчёт другая актриса с несколько карикатурной внешностью, типаж которой меж тем совпадал с главной красавицей труппы Ланой.
Кто это фрикуха? шёпотом поинтересовался у сёстры Лео, давненько не бывавший в театре. И Ангела в трёх ёмких фразах охарактеризовала мамину тёзку, Светлану Германкову, как провинциальную подражательницу фаворитки Канторовича. Бесталанную уроженку далёкого Альметьевска, снискавшей с лёгкой руки Ланы прозвище «Тень отца Гамлета», навязал Петру Ефимовичу кто-то влиятельный из комитета культуры московского правительства. На всё это парень многозначительно выпятил губу и повторно смерил профайлерским взглядом рослую мадам с пережжёнными белыми волосами, а Валькирия обрушила на подстрекательницу шквал истерических обвинений и ругани.
В это время Ангела заострила внимание на единственной трезвой мысли, мелькнувшей в потоке с забористыми оборотами. Как раз на кануне пожара худрук, уставший от коварных интриг в труппе и навязанной бездарности, намеревался деликатно уволить Германкову. Последняя в свою защиту отвечала плачем Ярославны вперемешку со стервозными уколами Настасьи Филипповны.
И даже сейчас, во время трагедии, «тёмная лошадка» только распаляла склоки и горечь катастрофичных для подлинных театралов утрат. Благо этот пожар страстей было, кому погасить уже без главного режиссёра. Авторитарный бригадир спасательного отряда, направляя на актёрскую кучку гидрант с матерными потоками, приравнял конфликтующих и в пятый раз оттеснил всех на три метра.
Тёть Валя, лучше скажите, с мамой что? Где она, почему вы не вместе?! с тревогой обратилась Ангела и ещё пунцовая Валькирия, уходя с поля брани, бессильным жестом руки указала на отдалённую карету Скорой помощи.
Жива и невредима Ланка. Там она, над Ефимычем плачет Ох-ох-ох, осиротели мы, сукины дети! надрывно изрекла острохарактерная актриса и, опустившись на корточки с зажжённой сигаретой в зубах, горько зарыдала. Сигарета погасла и выпала изо рта.
Мам, с тобой всё в порядке? нежно зашелестело над ухом откуда-то издалека. Рука дочери мягко опустилась на подрагивающее от беззвучных слёз плечо. Лана застыла над телом своего любимого худрука, когда-то давшего ей путёвку в мир искусства, в точь как мадонна из печальной скульптурной композиции «Пьета». В эти мгновения последние искры души покидали умершего руководителя театра, успешно совместившего классическую школу Станиславского с европейским мейнстримом. Десять минут назад фельдшер констатировал остановку сердца, но преданная любимица продолжала упрямо держать за руку достопочтенного старца в обугленной винтажном костюме. Ангела всмотрелась в мамины глаза, залитые слезами, и повторила вопрос: Мамуля, как ты?
Что со мной станется
Что со мной станется
Тогда пойдём домой. ласковым бархатом снова откликнулся гудящий вакуум.
Как я могу?! У него ещё руки тёплые и пульс Возьми, прощупай словно в беспамятстве вымолвила мать, Он ещё жив, а эти чёртовы рвачи в белых халатах отмахнулись, бросили умирать!
Сверхчувствительная девушка не надеялась опровергнуть медицинский вердикт, но отказать родному человеку, убитому горем, не могла. Она взяла в свои ладони руку бездыханного Петра Ефимовича и, закрыв глаза, на мгновение отрешилась от окружающего столпотворения. Ладонь была холодна и безжизненна, как лёд. Несомненно, впечатлительная Лана ощущала лишь своё тепло и свой собственный пульс. Смерть действительно пресекла одну из самых ярких и достойных жизней навсегда.
Она вдруг сощурилась, эмпатически ощутив подлый удар в затылок, а после почувствовала, как грудная клетка до отказа наполняется удушающим чёрным дымом. Сквозь приоткрытые на секунду веки, ясновидящей померещились эти инфернальные чёрные клубы с яркими красными искрами, нехотя покидающие грудь драматурга. Как только тьма отступила, наружу высвободилось облако разноцветно сверкающих мотыльков, и они стремительно взмыли в небо. Душа маститого режиссёр, убитого коварным инкогнито, отныне была свободна, как птица. И она стремглав рвалась навстречу далёком ангельскому свету, подальше от своих разрушенных в одночасье созиданий.