Галина Маркус - Зонты стр 8.

Неестественно-яркою точкой
Он на ветках тоскливых повис
И вцепился в них жадно и прочно,
И не смотрит, бессовестный, вниз.

Как серьгою дешёвою в ухе
У монашенки сирой горит,
Придавая иссохшей старухе
И комичный, и жалостный вид.

Инородный  висит и не вянет,
Притворяясь, что тут и зачат.
Но стыдится его притязаний
Это дерево. В цвет кумача

Наряжалась недавно гордячка,
Горьковатым и тонким был вкус.
Ей не нужно нелепых подачек
И обиден под старость конфуз.

Но судьбой и ветрами прибило,
К ней насмешливый жёлтый цветок.
Он завянет любимый постылый
В эту зиму мороз  так жесток.

Пригласи меня в дождь, как на праздник.
Вон танцует под струями лист,
Всё парадно блестит! Скоро кастинг.
Знаю, буду я новая Мисс.

Мисс Дождя, Мисс Недлинные ноги,
Мисс Простуженный голос, и Мисс
Старый зонтик. Не важно  пригоден
Титул всякий. А ты  не плечист,

Не спортсмен, не крутой, не начальник,
Но на конкурсе этом  судья,
Неподкупный, суровый, кристальный
 Что ни год, прихожу только я.

Что мне в этой улыбке? Смущенья напрасный итог.
Всё чужое в тебе, всё ненужное, всё  под запретом.
Ни закон обойти, ни поверить невнятным приметам:
Что не путь  то тупик, всё неправильно, больно, не то

Чей-то профиль мелькнет за автобусным тёмным стеклом.
Кто-то мимо пройдёт, кто-то глянет в глаза ненароком
Что мне в этой улыбке? Сомнений сплошная морока,
Будто что-то могло Не могло не могло, не могло!

Твой растерянный взгляд: самому не понятно, на кой
Я мерещусь тебе на дорогах ненайденных общих?
 То досадливо лоб так серьёзно, по-взрослому, морщишь,
То не можешь сдержать этой детской улыбки нагой.

Словно брошен пятак в постоянно пустую казну
Но к улыбке твоей никогда не бываю готова.
Даже если локтём прикоснёмся нечаянно снова 
Проходи! Я сама, словно тень по стене, проскользну.

Будь же щедрым пока и разменных монет не жалей.
Путь истрачу их все, не найдя очевидной разгадки,
Не подсовывай сердцу украденным золотом взятки 
Лишь умножит печаль то, что скрыто в улыбке твоей.

Повержена, оторвана Бессильна.
В чужих мирах  на грязных тротуарах 
меня переворачивает ветер.
В один короткий миг я сорвалась, упала вниз
И тихо замерла в недоумении,
почувствовав земли шершавый бок.
За что?
Я погружаюсь в лужи равнодушия,
В забвении тону, затоптана в грязи.
Хотела для тебя гореть и радовать твой взгляд
всю осень,
Но нет возврата в небо
Так за что?

Поморщишься  брезгливо или с жалостью.
Ведь в тёмных водах  отраженьем мутным
воспоминаний ярких, сказок красочных,
Мой профиль вызывает лишь уныние

Но оборвутся все листы когда-нибудь!
И кто минует доли этой?
Не бойся  отведу глаза пожухлые,
осенней влаги полные.
Не медли, наступай!

Вот наваждение!
То сон? А может, мрачные предчувствия?
Но нынче пьющим воздух бесконечности
Зачем земли бояться? Просто глупости!
Когда сорвусь  тогда-то и подумаю.

Пока  так близко небо!
Я парю

Август в самом деле нынче август,
И тактично осень не спешит.
Мягко, соблюдая аккуратность,
Тронет только краешек души.

Дерево всего дватри листочка
Пожелтевших прячет, застыдясь.
Словно ничего не зная точно,
Лето прорежает свою вязь.

Летоосень В августе их встреча
Не горька ещё, но ждёт разлук.
Да и я прощалась в этот вечер,
Не задумав горечи и мук.

Боль ещё нахлынет, пожелтеет
Каждый лист. Всю зелень оборвав,
Осень скинет маску. Перед нею
Души обнажатся для расправ.

Праведен вердикт  пора в изгнанье!
Хватит баламутить! Из простуд
И дождей  назначит наказанье,
Наведёт без спроса чистоту

Было или не было то лето?
Жизнь корнями в осень проросла
Ты не жди  я больше не приеду,
В мире без того хватает зла.

«Смотрите, как стесняется! Ну, что ты?
Ну, поцелуй скорей его, иди!
Глянь, убежала сразу а с работы
Лишь он войдёт,  летит всех впереди!

Она его  ну просто обожает,
А вот поцеловать  ну всё никак.
Вы знаете, тут гости приезжали,
Он у неё не сходит с языка.

Ходили за рогаликом и булкой,
В кондитерской кассирша вышла в зал:
«Ой, шерстяная вязаная кукла!
Кто так тебя, малышка, обвязал?

Рейтузы, рукавички, шарфик, шапка!
Пальтишко  чудо! Ну и ну, дела»
Так знаете? Она сказала: «Папа!» 
И гордо подбородок подняла.

«Ах, так,  смеялась я,  ну, ты нахалка
Пусть он тогда и вяжет, а не мать!»

Мой папа  самый лучший. Только жалко,
Теперь уж не смогу поцеловать

Обязуйся  ходить в лес осенний и тихий,
И хранить его музыку-шорохи долго.
От одежд и колец никакого нет толку,
Только слёзы пустые, да память о лихе.

Сбереги лучше маленький шарик стеклянный
И усохшие ягоды горькой рябины.
Что казалось по росту, а стало  по чину,
Не трагедий финал, а антракт мелодрамы.

Не надумай достоинств, которых-то, честно,
Положа руку на сердце, было немного.
Только ты их не знал Ну, не хмурься, ей-Богу,
Я терпеть не могу пафос лживый и пресный!

Помнишь, как муравьи в нашу обувь залезли,
Как боялась мышей, не умела готовить?
Прочитай, наконец, мою старую повесть.
И скажи: «Всё равно мне не нравится!»
если

В кн. Иисуса, сына Сирахова, злая жена сравнивается со скорпионом, и взявший её за себя не избежит уязвления (Сир. XXVI, 9): берущий её, говорит он, то же, что хватающий скорпиона.