Галина Маркус - Зонты стр 10.

Чуть свет на работу спешит, как и прежде,
Дебелым развалинам  вечный пример.
Годков пятьдесят отпахала прилежно,
Назначили пенсию: тысяча рэ

«А вы, современные, жить разучились,
С одежкою вместе кладёте еду
В пакете одном Мне на барскую милость
Рассчитывать глупо. Сама всё найду!»

Контейнер у ЖЭКа, помойка у дома
Прошляпишь  и дворники всё заберут!
Топ-топ Семенят, семенят по району
Костлявые ножки. Продуман маршрут.

Ко мне обернулась она неохотно,
Насквозь её взгляд подозрительный жёг.
Но стольник взяла  как налог подоходный.
Ступай, мол, себе. За тобою  должок.

«По случаю один священник шёл тою дорогою и, увидев его, прошёл мимо. Также и левит, быв на том месте, подошёл, посмотрел и прошёл мимо. Самарянин же некто, проезжая, нашёл на него и, увидев его, сжалился»

Три вопроса, и пара заданий
Дай мне справиться, Господи, силы.
В институте сегодня экзамен,
Время шесть, а трамвай упустила.

Опоздаю! Забыла билеты,
Попросить надо будет шпаргалки.
Вот ступеньки в метро, турникеты
Ох! Там плохо кому-то. Как жалко

Человек прислонился к колонне,
А из сумки посыпались вещи.
Цвет лица совершенно зелёный.
Просто пьяный? Астматик? Сердечник?

Почему не идёт  медработник?
Где милиция? Щиплет с нерусских?
Ну хоть кто-нибудь есть сердобольный?
Подошёл бы, привёл его в чувство!

Спит давно у людей наших совесть!
Пьян он, всё-таки. Значит, разденут.
Полседьмого. Да где же мой поезд?
Буду там в семь пятнадцать примерно

Хорошо-то как дома! С конфеткой
Выпью чая. Экзамен  отлично!
Отвечала я точно и метко
И декану понравилась лично.

Засыпаю. Ничто не тревожит.
Что мне снится?! Нервишки-то сдали.
Кто-то в белом Ответит, быть может,
Как больной из метро  подобрали?

 Не спасли  голос полон печали.
 Что же вы?! Где же ваш самарянин?
Позабыли послать?
 Посылали
Но он очень спешил на экзамен.

Он занимал немаленький метраж,
Не соблюдал помывочные смены,
Не замечал из сахарницы краж,
Но главное  пытал весь дом Шопеном.

Рояль бренчал и утром, и в обед 
Большой рояль, блестящий, старый, чёрный.
И утомлённый музыкой сосед
Решил прибегнуть к помощи закона.

Вот время было  так легко вопрос
Решить И пианист исчез навечно.
Сосед его вещички перенёс
В кладовку, а в рояле спрятал гречку.

Менялись мода, власть и города.
Хозяин не завёл, увы, семейства.
Он жил и жил. Ни бедность, ни беда
Покоя не нарушили злодейства.

Туманом серым  брёл себе в киоск
И стлался возле дома тенью тусклой.
Шуршал в тиши. Сутулый, как вопрос,
А где же наказанье за «искусство»?

Но Бог не забирал его с земли:
«Anonymus?» Без подписи не примем!
Ворота во владения Мои
Открыты лишь тому, чьё знаю имя».

Ну, а чего не жить? Как хорошо 
На личной кухне чай гонять с печеньем
Но кто-то к деду в голову вошёл
И твёрдо застолбил свои владенья.

И что давно сгноённому за блажь,
Селиться здесь  с роялем непременно?
Но занял он законный свой метраж
И по ночам играет там Шопена.

Опять зловещая луна
Найдёт в стогу свою иголку 
Так наступают времена
Кровавых мальчиков и долга.

И беса нового рука
Не дрогнет бросить те же карты,
Чтоб из окошка кабака
Увидел Принцип Фердинанда.

Как страшно, но надо идти и стрелять.
Из тёмных дворов, закоулков, подъездов
Ползёт мне навстречу зловещая рать,
Плодится, как будто подослана бездной.

И кажется, город не помнит людей,
Сошедший с ума, посеревший от дыма.
Ни лозунгов, ни вдохновенных идей.
Как глупо. Как жутко и необъяснимо!

У воронов  смерти предвестников  слёт,
Заносит судьба угрожающий коготь.
А кем был солдат нарисованный тот?
Как трудно  нажать на курок и не дрогнуть

Но валятся трупы, как мухи под стол.
«Быстрей заряжай На авось не надейся».
Закон здесь понятный, закон здесь простой:
Не ты, так тебя, не добро  так злодейство.

«Стреляй и патроны, смотри, береги.
Кого тебе, мама, здесь может быть жалко?
Ведь это не люди, ведь это  враги!»

Мы вечером с сыном играли в стрелялку.

Старушка  носочки в зайчиках,
Случайная, неформатная.
И как она здесь не смятая
Средь девочек и средь мальчиков?

Колготки зашиты детские.
И точно: она  неместная.

Москва ведь не верит старости,
Глаза отведёт презрительно.
Быть слабым здесь унизительно,
Достойно одной лишь жалости.

Москва ведь не верит бедности.
Да разве же дело во вредности?

 Москва верит чёрным «Бентли».
Сердца у нас всех  добрые.
На каждом углу у нас  церкви.
А в каждой душе у нас  доллары.

Я тоже  невиноватая,
А деньги храню  в Ахматовой.

Мы сотканы  безразличием,
Мы рядом  окаменелые.
И это и есть  приличие,
А не носочки белые.

Как можно  к лежащему кланяться?
Упал  значит, был  пьяница.

Брезгливо подвинется девочка,
Хорошенькая и ладная,
Колготочки стильной сеточкой,
А бабушка  дышит на ладан.

Да мы не такие уж снобы,
Самим бы дожить  хорошо бы.

Пусть хрупкую эту ракушку,
Морскою волною выбросит.
Но Бог больше любит  бабушку,
И бабушка всё вынесет.

А девочку модную Что же?
Её любит Бог  тоже.

На теле остывают поцелуи,
От страсти не опомнилась ещё
 Позора ледяные льются струи
Тебе на обнажённое плечо.

Накинуть шаль успеть бы мысли странны:
Как стыдно ты не очень-то стройна
На травлю, на кошмар, на поруганье
Законом и людьми обречена.