Мало того, начинались галлюцинации и видения наяву.
На широченном подоконнике окна, на лестничной площадке между первым и вторым этажом сидела худенькая, большеголовая девочка лет пяти в мятом клетчатом платьице, с розовым, распустившимся на макушке бантом. Капроновые мятые ленточки чудом удерживались на ее головке в жиденьких светлых волосиках. Более уродливое существо в облике ребенка с синюшным личиком Веденяпин встречал только в заспиртованном виде в петербургской Кунст-камере. Страшнючие младенчики на руках прекрасных мадонн Леонардо да Винчи и Рубенса выглядели ангелочками по сравнению с этим жутковатым ребенком. Казалось, старушонка лет девяноста беззаботно посиживала на подоконнике и легкомысленно болтала ножками в детских красных сандалетах, обивая пятками со стены рыхлую от грибка штукатурку. Выпуклый лобик, блеклые, водянистые глазки на выкате, придавали малолетнему уродцу совершенно демонический вид.
Невозмутимый Веденяпин, хотя и был неприятно удивлен этому явлению своеобразного человеческого детеныша, но нашел неуловимое сходство в карикатурных чертах девочки с призраком молодой красавицы в кринолине, что привел его именно к этому дому. Впечатлительный актер, разумеется, домысливал увиденное накануне и пережитое в алкогольном состоянии. Пояснение пришло из реальности в ту же минуту. Во дворе с треском рассыпалось нечто тяжелое и фарфоровое, за ним второе, третье. Звонкий женский голос с высокого этажа наперегонки с троекратным эхом выкрикнул:
Убирайся!.. Видеть не хочу твоей пьяной рожи, тварюга!
Девочка на подоконнике криво усмехнулась тонкими, бескровными губками и попросила Веденяпина, скрипучим голоском карлицы:
Дя-дя, спой песенку.
Что?! не сразу сообразил, обычно находчивый актер и сунулся ближе к пропыленному стеклу лестничного окна, чтобы полюбопытствовать, что же там все-таки разбили. На сером в глубоких трещинах асфальте одесского двора среди белоснежных осколков фарфоровой посуды, словно разбитой вдребезги так и не начатой семейной жизни, одиноко бродил помятый, растрепанный, нетрезвый толстяк, жених давешней свадебной церемонии.
Спой! потребовала жутковатая карлица на подоконнике.
Веденяпин очнулся, впрочем, сильно разочарованный примитивным финалом вчерашней свадьбы.
Здрассьте вам, я в Одессе! нервным фальцетом, бодрячком пропел Рома, на манер одесского шансонье. Здрассте, здрасстье вам!..
Заторможенного впечатлениями прожитого дня, необычная просьба ребенка Веденяпина нисколько не смутила. Попросил же Маленький Принц незнакомого летчика в пустыне нарисовать барашка. Актер сунул руку в карман сюртука, протянул девочке «дежурную» карамельку в бумажке, коими намеревался закусывать попутную выпивку.
Нет. Песенку! Пой песенку, капризно потребовала девочка и помотала головкой, отказываясь от угощения.
Большеголовый ребенок, с синюшным личиком болезненного пропойцы, гипнотизировал собеседника пронзительным взглядом водянистых глаз, растягивал бескровные синие губки в невинной улыбке, скалил редкие мелкие зубки, отчего напоминал человечье воплощение детёныша хищной щуки.
Веденяпину показалось, что реальность издевается над его сознанием и над его тщетными попытками проникнуть в иное время. Светская утонченная красавица в кринолине, встреченная на бульваре, превратилась в уродливую карлицу и явно надсмехалась над ним.
Актер по-свойски уселся на подоконник рядом с девочкой, поболтал ногами, передразнивая малолетнюю незнакомку, откашлялся.
Мишка, Мишка, где твоя сберкнижка, полная копеек и рублей хрипло запел он, перевирая слова известной песенки и саму рифму. Самая нелепая ошибка, Мишка, то, что ты уходишь от меня остановился в неуместном кураже и спросил:
Школа тансев Соломона Шкляра тоже не подойдет?
Нет. Детскую, потребовала девочка, сморщилась, будто собиралась заплакать.
Уважил бы Веденяпин ребенка, спел про «голубой вагон», про день рождения, где «все бегут неуклюже», в конце концов, про елочку, что уродилась в лесу, но нет, угрюмая вредность, с каковой девочка-уродец требовала, чтоб взрослый, незнакомый дядя спел песенку, приободрила его и вывела на неуместный кураж. Актер-актерыч попытался отшутиться, в полный голос гаркнул, вызывая подъездное эхо:
Гоп-стоп, мы подойдем из-за угла! Гоп-стоп!..
Дурак! звонко вскрикнула девочка, спрыгнула с подоконника, побежала по лесенке на второй этаж, и, прежде чем скрыться за дверью квартиры номер «3», показала белый язычок.
Не будет тебе подарков, негодяй! выкрикнула она уже из-за двери.
Не надо подарков, подайте вина! Так выпьем за здравие рома!.. эхом отозвался Веденяпин, поднялся следом и четырежды вдавил в стену черный пупок дверного звонка. Или за здравие Ромы, пошутил он для бодрости духа о самом себе.
Дверь распахнул сам благородный старик. Он, видимо, заранее вышел в прихожую, успел приодеться в мятый, старомодный, черный костюм, белую рубашку с мятой черной бабочкой под горлом. Старик приветливо улыбался такими же редкими и мелкими зубами, как и девочка-карлица, только желтыми, прокуренными до черноты.
Веденяпин удивился, что пожилой человек мог иметь в таком почтенном возрасте полный рот своих зубов, искусственные вряд ли стали бы делать такими редкими и почерневшими.