Накупались, да наплавались в этом сезоне, и на том спасибо, сказала она и, оглянувшись назад, поправила юбку.
Не пристало ли чего у меня там сзади, а ну глянь-ка, попросила.
Да нет ничего, сказала я и покраснела. Стыдно стало, что она мои мысли угадывает. Слава Богу, хоть не точно, только направление чувствует. Локаторы что ли у нее в голове, или ещё какие устройства? Кошмар!
А ты-то что же, куколка, все одна, да одна? Не подыщешь себе всё никак подходящего? Да, дело это нелёгкое. Ну, как говорится, жди, надейся. Надейся и жди! А то, может, давай к нам присоединяйся? Мокнём и тебя. А? Не возражаешь? И уставилась на меня, как я среагирую без подготовки.
Солнце голову напекло мне, пот ручьями тек, и выглядела я плохо вся какая-то мокрая и общипанная, а она стояла вся совершенно сухая и с интересом меня рассматривала в очки с близкого расстояния.
А когда пойдем-то? Ночью что ли? спросила я, а голос задрожал, выдал меня.
А она посмотрела и заулыбалась, поняла, что дурочка перед ней полная, да ещё и боюсь их. Как раз то, что надо.
Правильно, красавица моя, мыслишь, именно ночью и пойдём. Когда же ещё-то? И попрохладнее и вообще. Как же ты догадалась, милая? спрашивает.
Не знаю, говорю. Показалось, что ночью-то попрохладнее и вообще.
Видишь, какая ты умница, похвалила она, всё улавливаешь с полуслова. Конечно попрохладнее, да и глаз-то любопытных нет. А то ведь как у нас народ? Во всё нос свой суёт. Особенно, конечно, если что необычное, где происходит или сверхъестественное! Тут она воровато огляделась нет ли кого поблизости.
Всё им сразу объясни, да разъясни, да научную базу подведи. А ты у нас тихонькая, скромненькая, никогда и вопросика-то лишнего не задашь. Потому что деликатная и воспитанная. Не то, что некоторые. Смотрю я на тебя и любуюсь. Вот сейчас прям, уже явно вижу, что настал твой час и к подвигам ты совсем готова. Осталось уточнить только некоторые детали, чтобы уж не провалить, так сказать, операцию? Правильно я говорю? Ты уж нас не подведи. От слова своего не отказывайся. Уж мы за тобой заходить не будем. Лучше уж будет, если сама придешь, так сказать, добровольно, и засмеялась, Шучу, конечно. Шутки-то понимаешь, надеюсь?
Какие уж тут шутки с вами, думаю и чувствую, что бежать мне надо от неё подальше, а внутри уже анестезия какая-то распространяется и всё, что я говорю и делаю, уже против моей воли происходит. Надо, наверно, что-то уточнить, договориться. А о чём договариваться и что уточнять не знаю.
Тут она сама мне на помощь и пришла.
Ну, вот и договорились, быстро сказала она, Ты уж нас не подведи. Как говорится: «Давши слово, держись, а, не давши крепись». Через овраг, милая, беги быстро, не оглядывайся и не сомневайся ни в чём. Поняла? Отбрось все сомнения. Вот так. А мы тебя уж там поджидать будем с распростёртыми объятиями.
Потом она подморгнула мне, уже как своей и ушла, как ни в чем не бывало, исчезла, растворилась, улетучилась.
А, ладно, думаю, пойду. Что со мной случится? Всё равно пропадать. Надоело мне всё.
Темнеть стало рано. Август был. Я только-только успела переделать все дела, а уже надо было идти. Время побежало к двенадцати. Заперла я двери все и побежала в темноту, торопилась, боялась опоздать.
Они меня уже там поджидали. Пришли пораньше. Всегда отличались аккуратностью. Было тихо, и не слышно было даже, как течёт река, как будто звук отключили.
Некоторые и своё время не берегут и других делают заложниками своей неорганизованности, сказала жена Сидоренко укоризненно и хлопнула себя оглушительно по голой ноге, Комары зажрали, сволочи. Опаздываешь, милочка.
Мошка крошка, а человеческую кровь пьёт, добавил сам Сидоренко из темноты и сглотнул даже, то ли есть хотел, то ли пить, то ли мошкам позавидовал, их беззаботной жизни и возможности питаться на халяву.
Они меня уже там поджидали. Пришли пораньше. Всегда отличались аккуратностью. Было тихо, и не слышно было даже, как течёт река, как будто звук отключили.
Некоторые и своё время не берегут и других делают заложниками своей неорганизованности, сказала жена Сидоренко укоризненно и хлопнула себя оглушительно по голой ноге, Комары зажрали, сволочи. Опаздываешь, милочка.
Мошка крошка, а человеческую кровь пьёт, добавил сам Сидоренко из темноты и сглотнул даже, то ли есть хотел, то ли пить, то ли мошкам позавидовал, их беззаботной жизни и возможности питаться на халяву.
Честно говоря, я и плавать-то, как следует, не умела. Не то, что они! Ноги у обоих были крепкие, мускулистые. Залюбуешься: у него покрытые черным волосатым ковром, а у нее гладко выбритые, блестящие.
Господи! Вот бы мне такие ножищи! позавидовала я им. Тогда больше вроде ничего и не надо. Хочешь, плыви куда хочешь, хочешь, беги куда хочешь, везде успеешь. Жалко было, что ничего в себе уже нельзя было поправить или изменить и приходилось довольствоваться тем, что получил навсегда.
А у меня, сказал Сидоренко весело, есть к вам, девушки, деловое предложение.
Это, какое же, отец? невинным голосом поинтересовалась супруга.