По праву выкупившего на торгах выморочное имущество.
В просторных сенях русский охранник предупреждающе встал из-за цементной конторки. Мертвящий свет неоновой лампы высвечивал мелкие болячки от прыщиков, срезанных бритвой на бесцветных щеках. Глаза скрывала тень козырька полицейского кепи. Парень накинул цигейковую жакетку, возможно, и женскую, которая не позволяла разглядеть, есть на нем портупея с оружием или нет.
- Квартира шестнадцать, - сказал подполковник.
Охранник молча стоял.
Подполковник сунулся в нагрудный карман мундира под шинелью, расчетливо позволив пальто соскользнуть с одного плеча и обнажить погон.
Охранник ждал. Пришлось завершать движение - вытаскивать удостоверение и, не отдавая, показывать в раскрытом виде.
- Подполковник Бугенбай Ибраев, - вслух прочитал, вытянув шею, парень.
Он неторопливо сел и раскрыл амбарную книгу, превращенную в журнал регистрации посетителей. Захватанная книга обтрепалась на углах переплета. Открытая страница оказалась едва ли не последней.
Водитель невольно подумал, как быстротечны здесь, в городе, восемь месяцев, за которые через подъезд с десятком квартир прошло столько людей, и как тягуче время в камере.
- Без регистрации! - скомандовал подполковник. - По службе. Этот господин сопровождающий.
Охранник положил на прилавок шариковую ручку. Явно, запишет потом.
Кабину лифта умники из домоуправления обклеили пластиком под мрамор, а в потолок вделали зеркало, в котором отразились две лысины - в седоватом пуху водителя и с жидким черным зализом подполковника. Оба, каждый сам по себе, подумали об одном и том же: регистрация посетителей в престижном доме предписана участковым, а тому - свыше. Все в этой стране, а в бывшей столице особенно, хотят побольше знать о других.
Зеркальный потолок определенно прикрывал камеру видеозаписи. Жажда власти оборачивалась в престижных домах гонкой техники слежения.
На площадке, когда створки лифта захлопнулись, подполковник тихо сказал:
- Озабочусь. Сотрут.
И протянул нераспечатанный пластиковый пакетик с резиновыми перчатками. Водитель кивнул.
Его квартира сохранила привычный, ни на что не похожий сладковато-кислый запах, слегка отдававший теперь и тленом, вроде того, каким исходит прель на осеннем кладбище. Водитель усмехнулся, представив ступор судебных исполнителей, когда обнаружился бы источник аромата, если бы эти исполнители раньше его появились в квартире для описи имущества по приговору "с полной конфискацией".
- Известен день? - спросил он Ибраева.
Целлофановые чехлы они натянули на обувь ещё перед дверью квартиры и, закрыв её за собой, присев, Ибраев - подоткнув полы пальто и шинели, скотчем закрепляли внатяжку вокруг икр.
- Ляззат принесла поросенка, как всегда, в четверг.
- Был уже остывшим?
С легким кряхтением подполковник выпрямился и, скособочив одну, затем другую ступню, проверил надежность пластика. Водитель сделал тоже самое.
- Температура трупа падает с разной скоростью, все зависит, где осталось тело после того, как... ну, во всяком случае, человека... пристрелили или он умер по какой другой причине. Ляззат представления не имела о коэффициенте остывания... ну, в данном случае, - сказал Ибраев. Трупное окоченение распространяется обычно от жевательных мышц вниз. Обычно. А в данном случае, если иметь в виду эту скотину, кто может сказать определенно? Он, кстати, не жевал. Возможно, и нечем ему... Я приезжал с Ляззат два раза и видел. Душил, дробил позвоночник и ребра, потом заглатывал и все...
Подполковник хмыкнул.
- Поросеночек хвостиком вилял, радовался новому другу, - сказал он весело, нагнав по морщине в углах ничего не выражавших глаз. Считалось, что он улыбнулся. - Молочных покупали.