Я говорю, что все женщины делают это!.. Слышали оперу моего любимого Вольфганга? Ох, какой реквием он написал по просьбе моего друга.
Анна Тасс вдруг закатила глаза и лихорадочно заходила вокруг Феодоры, цокая шпильками и возбужденно размахивая руками, постанывая и бормоча, будто дирижировала невидимым симфоническим оркестром. Этот воображаемый концерт продолжался ощутимо долго, но наконец она, взмахнув обеими руками, в экстазе сломала воображаемую дирижерскую палочку. После чего на несколько секунд замерла, едва переводя дыхание. По порывистым и частым вздохам было видно, что эмоции от воспоминаний переполнили ее, и она молчала, гордо смотря поверх голов воображаемой публики, будто в ожидании аплодисментов. Но аплодисментов не было, разве что лишь опять в инфернальном мире Анны Тасс. Феодора же точно не верила своим глазам и завороженно, не отрывая взгляда, смотрела на внезапно оцепеневшую Анну Тасс, которая почувствовала, что нащупала в Феодоре порочную струнку тягу к неведомой страсти. Воображаемый хрупкий желанный мир Феодоры столкнулся с ирреальным потусторонним клубком властных и даже могущественных страстей, способных испепелить любого, осмелившегося доказывать свою индивидуальность и превосходство. Феодора ощутила непреодолимое стремление подчинить эту изощренную «давнюю близкую подругу своего мужа», полностью подчинить себе. Наивная Феодора и не подозревала, что именно этого подчинения и добивалась от нее Анна Тасс. А как еще можно манипулировать человеком, не подчинившись ему полностью, точнее не убедив его в том, что именно ему все подвластно и он за все отвечает.
Какой, какой замечательный реквием он написал по просьбе моего друга, правда, так и не закончил его, не успел, и тоже из-за моего друга хи-хи. Теперь вы покраснели! Напрасно! Да-да-да, напрасно! Меня нечего бояться, я не муза. Муза вы. И для своего мужа вы муза, и для моего друга муза; вы, а не я!
Анна Тасс вдруг противно и мерзко захихикала, делая рукой знаки затормозившему невдалеке автомобилю.
Какого друга?
Того самого, смотрите, остановилась машина. Вон, видите? Вот стекло опустилось, и он нам машет рукой, скромно так машет. Видите? Видите!
И Анна неожиданно запрыгала и, сорвав с себя кашне, вновь закружила вокруг Феодоры. Шпильки отстукивали мелодию, а длинный шарф, как плащ мага на арене цирка, витал в пространстве перед Феодорой, ваяя легкие, почти безвинные, нежные образы, которые, тем не менее, будили воображение и пробивали сладострастные ростки соблазна в ее душе, и приятная дрожь временами пробегала по ее телу.
Кто он такой? Он уже месяц не дает мне спокойно молиться в церкви. Смотрит на меня, буравит, будто рентгеном просвечивает, так и раздевает меня взглядом. Кто он?
Тот, кого вы приговорили к смерти.
Магический шарф изобразил сцену самоубийства и растянулся у ног Феодоры.
Да ну! Я-то тут при чем? Да, я смотрела на него Да, я отвечала ему, но только только взглядом! Только взглядом!
И все?! Ваш взгляд красноречивее слов. Ну нет, ведь это не все! Вспомните, вспомните хорошенько. Вы выходите за ворота следом за ним. Вы идете следом за ним! Он садится в машину и оставляет дверцу машины открытой, чтобы вы сели! Вот как сейчас
Дверца машины действительно открылась, и темный проем салона стал притягивать к себе взгляд Феодоры. Голос Анны Тасс зажурчал тихо, вкрадчиво и томно, слегка чем-то напоминая шипение змеи.
Вот, вот как сейчас как сейчас как сейча-а-а-с-с-с.
Но я не села, я прошла мимо!
Всегда ли вам хотелось пройти мимо? Раз, два, три, а на четвертый раз
Не на четвертый, а на пятый я задержалась около его машины и и
И как бы невзначай перчатку обронили И эта ваша перчатка довела его до безумия. Видно, ваша перчатка издает какой-то аромат, который на него воздействует. Он порешил, что сегодня убьет себя, если вы не станете его хоть на одну ночь на одну ночь
Нет, нет, нет. Это невозможно!
Хоть на полночи
И тоже: нет и нет!
На час. Всего на час. Один лишь час.
Иначе он убьет не вас, себя.
Перчатка ваша к вам и приведет!..
Да и свидетелей полно, как он
ждал вас в машине, дверь открыв Вот как сейчас.
Кто он? Он не художник?
Почти, он меценат тот, кто художников содержит.
Феодоре вдруг стало не хватать воздуха, ее дыхание участилось до предела, но она не двигалась с места и молчала; и именно это молчание вдохновило Анну Тасс.
Когда бы так в меня был кто влюблен,
вот так, что жизнь готов отдать
за час, один лишь час с тобой, то я
вознаградила бы его сверх меры
И если вы даруете ему
всего лишь час, один лишь час не больше,
то вы его помилуете. Вы
жизнь новую ему подарите,
ведь с прежней он уже простился! Кровью
свой приговор он молча подписал!..
Когда бы так меня любил хоть кто-нибудь! вот так, как он вас любит! Бескорыстно, безнадежно, безропотно
Феодора медленно идет к машине, но в трех метрах от открытой двери останавливается: ей кажется, что около машины под ковром из алых роз блестит чешуйками змея. Феодора резко оборачивается к Анне Тасс, но той нигде нет. Феодора поворачивается к машине, ищет взглядом змею, но и змея исчезла! А под ухом Феодоры знакомый голос зашипел, зашептал, запричитал, заплакал, уговаривая: