Чем же вам Россия не нравится? перебила его чернявая длинноносая поэтесса, которая сидела у окна и только сейчас оторвалась от созерцания своего отражения в темной раме. Родина раздражает его. Видите ли Да это же диссидентство в чистом виде! Вы хоть понимаете, что вы тут прочитали? На что замахнулись! Что за пасквиль такой сочинили.
Это просто просто стихи, промямлил я.
Учтите, молодой человек. Просто стихи, это когда вы их читаете в семейном кругу своим друзьям, а когда в газету предлагаете. Это уже не просто стихи, а обращение к народу. Вы что, с такими стихами хотите к народу обратиться? Рассказать нам о том, как вас Россия раздражает? Тогда уезжайте к себе в Израиль.
Ну, вы тоже тут, знаете ли, остановил поэтессу руководитель семинара. Причем здесь Израиль, не понимаю? Надо говорить по существу. По существу говорите. Если у человека темные кудри, это ещё ни о чем не говорит.
А что тут говорить. Гнать его надо отсюда в три шеи. Я тут от станка, от завода второй год хожу. У меня все стихи на производственную тему. И меня не печатают тут, закричал молодой человек квадратного вида. А этот хлыщ только пришел уже Россию клеймит. Ярлыки разные навешивает на неё. Да с такими надо по-мужски разбираться! Вот и всё! По-мужски, по-нашему, закончил он, закатывая рукава клетчатой рубахи.
Ну, вы тоже хороши По-мужски, приструнил заводского поэта сухощавый руководитель. Может быть, у него есть более удачные произведения. Почитайте ещё что-нибудь, молодой человек. Почитайте Человек растерялся, а вы на него набросились. Нехорошо. Нехорошо получилось.
А я предлагаю не давать ему слова, продолжил кричать представитель заводской молодежи. «Смена» это моя газета А этот пусть идет со своими стихами к чертовой бабушке. Меня не печатают тут, а его просят почитать ещё. Вот ведь
Пусть ещё прочитает.
Пусть идет. Ему тут не место.
Ну что вы, на самом деле. Человек в первый раз пришел.
Я в это время лихорадочно икал в своей рукописи какое-нибудь более достойное стихотворение. Были же у меня стихи совершенно нейтральные, про весну, про то, как желтой свечой возносится над Петропавловской крепостью золотой шпиль.
Пусть почитает.
Пусть идет. Нас не печатают, а он тут лезет, продолжали галдеть молодые поэты.
Ну вот, кажется, нашел. Называется «Над холмами». Хотя я уже толком не помню, о чем оно, но начало, кажется, хорошее.
Ну вот, кажется, нашел. Называется «Над холмами». Хотя я уже толком не помню, о чем оно, но начало, кажется, хорошее.
Я делаю глубокий вздох и начинаю читать. Я плыву по волнам стиха. Ритм меня завораживает, уносит куда-то далеко, далеко. И снова мне уже не важен смысл стихотворения. Я наслаждаюсь его музыкой и ритмом, его звучанием в этом пустом полумрачном зале, в этом алькове будущей славы.
Над холмами, возникающими из пустоты,
здесь всегда возвышаются елей кресты.
И повсюду кристальная снежная пыль.
Здесь сугробы годов утрамбованы в быль.
Здесь мольбы затихают под толщею льда,
и словесная льётся с экранов вода.
Уплывают кораблики под мосты
и на мачтах покачиваются кресты.
Птицы вороны здесь на закате парят,
от деревьев прочерчивая диагональ,
словно речку подпитывает мистраль
и не мерзнет она много лет подряд.
Заплутав в холмах, как мужик хмельной,
ищет речка к заводи путь прямой.
Но не встретишь в России прямых путей,
снег в России обманчив, как мавзолей,
где хранится тот, чей священный прах
нам оставил родину всю в крестах
Ты не умер ещё, но уже воскрес
и в подарок тебе на пригорке крест.
Я закончил чтение. И в ту же секунду осознал, что совершил ещё одну ошибку. Эта ошибка может стать роковой. Сейчас меня уже не будут ругать, меня просто убьют. Я что-то снова напутал. В том стихотворении, которое я хотел прочесть, над холмами поднимется солнце. Черт возьми! Черт возьми! Что сейчас будет?!
Ну всё! Мое терпение лопнуло, закричал заводской поэт, поднимаясь со стула. Держите меня, а то я ему в нос дам. Меня не печатают. Рабочий класс унижают, а эта тварь советскую власть позорит. На Ленина бочку катит. Держите меня!
И зачем он сюда приперся, не понятно?!
Кто его пустил?
Гнать его!
В шею гнать!
Дайте я ему в нос дам. Потом выгоним. Дайте мне
Да уймитесь вы! А вы, молодой человек, шли бы на самом деле от греха подальше, посоветовал мне руководитель семинара. Он говорил мне это с серьёзным видом и каким-то непонятным холодным лицом. Его взгляд был направлен не на меня, а мимо.
Шли бы вы на самом деле, повторила слова руководителя длинноносая поэтесса.
А, может, я ещё прочитаю, промямлил я. У меня есть
Ну всё! Конец ему, заорал откуда-то с боку заводской поэт.
Надо милицию вызвать, заверещала длинноносая. Таких надо сразу на Соловки. Пока они революцию не устроили. Пожар не раздули.
Мне ничего не оставалось, как поспешно ретироваться.
Я быстро направился к двери и в это время у себя за спиной услыхал, как со своего стула поднимается кто-то ещё. Ну, знаете этот звук, когда стул отодвигают.
Я испуганно обернулся, предполагая, что это заводской громила хочет меня догнать и надавать по загривку. Но увидел совсем другое.