Алёна Туманова - Мой адресат. Стихотворные посвящения

Чувства навылет: накопленный сор,
Старых посланий пожухлые листья.
Долго хранила я ветхие письма,
Дружб и потерь прихотливый узор.

При оцифровке бумажных примет 
Кто эти люди и кто о них вспомнит?
Прочь из углов, закоулков и комнат,
Прочь, переписка медлительных лет!

Цели другие, общение, быт
Время не сводит семейство в квартире,
Есть перекличка «мобильных» в эфире,
Эпистолярий успешно изжит.

Где-то бытует и мой адресат
Он обнаружит забытые письма,
В них для него недостаточно смысла.
Строчки в огне свою жизнь завершат.

Кто отмоёт дом до блеска,
Образец для нас всегда?
Кто кокетлив, как невеста,
И душою молода?

Кто с детьми смеётся звонко?
Кто чуть-что, так в слёзы?
Кто пугает, как девчонка,
Криком и угрозой?

Кто чувствителен, как роза?
Мастер на все руки?
Не боится кто мороза
И не знает скуки?

Завершаю детектив
И скажу ей прямо,
От вопросов, как в обрыв:
«Я люблю Вас, мама!»

Мне твоя седая голова
Молодых любимей и дороже.
Чувств моих не выразят слова,
Главное, что мы с тобой похожи.
Проживём ещё немало лет,
Ордена мы сохраним для внуков,
А мальчишка предвоенных лет
Прослезится от военных звуков

Д. Г. Федорову

Как тревожит белый цвет
Вниз летящих лепестков 
Майский ангельский привет
От ребят-фронтовиков.

Нет, война не отзвучала,
Рвутся мины и сердца!
Белый  цвет бинтов сначала,
Позже  цвет волос бойца.

Память жжёт, взывает строго,
Смерть годами шла за ним.
Белым саваном дорога
Впереди, к друзьям своим.

Белым цветом заметает
Старых воинов следы.
Есть Победа  каждый знает! 
Только нет конца войны.

Л. П. Федоровой

Ей теперь неведом голод,
Просит только рядом быть.
Злые птицы Боль и Холод
Стали в теле гнёзда вить.

Не поёт уже, не спорит,
Недовольная врачом.
Пьёт лекарства, поневоле
Став с болезнями бойцом.

В глухоту свою, как в омут,
Глубоко погружена.
Длинной жизни рваный провод
Крепит памятью она.

Вспоминает детство, братьев,
Жизнерадостность отца.
Ей сейчас нужны объятья,
Благодарные сердца.

На неё смотрю украдкой,
Жалости рыданья скрыв.
С деловой поспешной хваткой
Кровный штопаю разрыв.
Он, конечно, неизбежен
Отчего же не пойму:
Небосвод так безмятежен,
А я чувствую вину?

Семь цветов висят дугою,
Ни измерить, ни объять 
Утешение земное,
Что за гробом благодать!

Л. П. Федоровой

Фото давних событий, вчерашних
Мёртвый слепок вспорхнувшей души 
Тень всего лишь на глади бумажной 
Разгадай, пожалей, напиши.

Вот, малышка нарядная, в белом,
С папой, мамой на фото слилась,
На меня смотрит прямо и смело,
В годы НЭПа она родилась.

Наступили тридцатые годы.
Вижу мать в полукруге детей,
Среди них сидит девочка гордо,
Верит в правду Отчизны своей.

Новый снимок. Война за плечами,
Тыл: бомбёжки, учёба и труд.
Снял фотограф красавиц в печали,
Что напрасно ребят своих ждут.

Молодые несчастные вдовы,
Одиночки и жены калек
Редко видели праздник, обновы,
Радость в доме  родной человек!

Фото женщины в зимней шляпке,
Обручившись дешёвым кольцом,
Эта дама пошла без оглядки
За одним долговязым бойцом:

Он с великой войны возвратился,
Инвалид с перебитой рукой.
Пожалела. Ночами ей снился
Фронтовик, что «достался» другой.

Родила ребятишек, трудилась
И прошла сквозь безденежный быт.
Снимков мало, она отразилась
На случайных, в альбоме хранит.

Над альбомом старушка в халате
Наклонилась: себя не узнать
В слабом теле на белой кровати
Повстречались ребёнок и мать.

Меня настигли дни, которых так страшилась.
Уходит человек. Яви, о Боже, милость,
Страдания ослабь, прости грехи его.
Лекарства и врачи не могут ничего.

Чем я могу помочь? Молиться, ставить свечи?
У изголовья сесть, больной чтоб стало легче?
В бессилии ночном к тебе, Господь, взываю:
Спасение даруй рабе смиренной Ларе.

Как потрясает смерть любая,
Медсёстры знают и врачи,
И мне писатели не лгали:
Симптомы  тяжкие ключи.

Куда и кто за душу тянет?
Родным и близким не понять.
Помочь нельзя, стал взор туманен,
Ничем уже не удержать.

Виденья близкого ухода
Забыться сердцу не дают,
И бесконечно стонет кода
Часов последних и минут

Херувим из поднебесья 
Материнская душа,
Улетел, и льётся песня
Из Медвежьего ковша.

Жил на кухне, зорким взглядом
Отмечал дурных людей.
Он хотел со мной быть рядом,
Хрупким стражем у дверей.

По ночам стонал и охал,
Собираясь в вечный путь,
Не хватало ему окон,
Чтобы воздуха вдохнуть.

Думал: «Силы на исходе,
Долго ль дочка проживёт?
Без присмотра, на свободе,
Затоскует и помрёт».

Я жива, а он растаял,
Бестелесный Херувим.
Всё сильнее манят дали,
Где, возможно, встречусь с ним.

«Так писем не ждут,

Так ждут письма»

Жду письма,
Сильней, чем прежде,
Рассвета  вновь!
Жду письма.
Верни к надежде,
Славословь!
Дар  строка
Птенцом уткнётся
В мою ладонь,
И тогда
Пером коснется
Чужая боль.
Жар  со лба.
Я дам водицы,
Сращу крыло:
Ввысь белой птицей
Лети, письмо!
Жду письма

«Быть в аду нам, сестры пылкие»

Век, когда, как лист бумаги,
Побелевшее чело,
Век, когда ни капли влаги
Сердцу выжать не дано,
Век, когда потеря слова 
Лишь осколок от потерь,
Этот век являет снова
Милосердие друзей.
Смерч, творя строкой и чувством, 
Разрушительница прав! 
Ты поделишься искусством,
Исцеление послав!
То ль моё дыханье рвётся?
То ль твои цветут глаза?
Отшумит желанным сходством
Стихотворных строк гроза.
Капли дней, дожди годов
Вместе с памятью пройдут,
Утлый мой размоют кров,
И общение прервут:
Буду я погребена,
Ты ж пронзаешь времена!