И последняя зарисовка, принесённая сегодня из Даниловского монастыря.
Я всегда, когда бываю там, напоследок захожу в «стекляшку», где продаются монастырские пирожки, медовики, рыбные котлеты, хлеб Там можно выпить чаю или кофе вместе с выпечкой или даже котлету съесть. Со смаком так съесть. Почти холодную. Как в детстве: на хлеб положил вот тебе и бутерброд, и второе зараз. И сладким горячим чаем запить. Я вообще-то не пью сладкий чай. Только там. С котлетой. Или с пирожком.
Ну и в этот раз зашла. Взяла пирожок, чай. Хлебом для семьи запаслась аж две буханки купила. Яблок ещё. Может, с голодухи.
А там два узких длинных стола поставлены прямо к окнам. Между ними дверь. Вообще места очень мало. И народ всегда толчётся. Но вот что странно все всегда себе место находят. Какая-то естественная регулировка едоков и покупателей там происходит. Никогда хвост очереди, например, на улицу не высовывается. Всем места за столом хватает. Никто злобно не шипит: мол, ешь скорей, освобождай стол. Никогда. Вот там точно по поговорке: в тесноте, да не в обиде.
А в этот раз и за столами места было навалом. Конечно, я преувеличиваю Но стоять плечом к плечу было не надо.
Стою, ем свой пирожок, пью чай и в окно смотрю. Наблюдаю. Много всякого люда вокруг. И много монахов, наверное (я ж по одежде не различаю) в общем, проходит мимо довольно много людей в чёрном. Все они в основном толстые, сытые, вальяжные. Есть и худые, как жерди. Середины пока не наблюдается.
Двое таких вот толстых заходят в «стекляшку». Встают в очередь, чтобы что-то купить. Я их краем глаза рассматриваю. У одного лицо ну совсем не монашеское. (Да и у второго тоже.) А у меня воображение богатое. Я попыталась подставить это лицо к фигуре бандита из 90-х, как в «Фотошопе». Подошло. Взгляд его цепкий, наглый, ничего не боящийся, циничный Подставила к фигуре политика тоже очень хорошо подошло. Чиновника как родное приросло И все они: бандит, политик, чиновник какой-то средней руки. Имеющие власть и влияние, но знающие, что над ними тоже кто-то есть. При этом есть понимание, как с тех, верхних, что-то получить, как их продавить, но и где под них прогнуться. Да в общем-то, и фигура у этого первого была подходящая в меру плотный, с небольшим животиком, среднего росточка.
Второй был выше и толще. С налётом импозантности. И такая вальяжность и грация полного человека в нём была не отдышливого, а сильного, хорошо себя чувствующего в этой полноте. Он тянул на какого-нибудь политического деятеля рангом повыше. Ещё на журналиста, тоже работающего в области политики то есть в высшей касте журналистов (так считается в этой профессии). Может быть, на какого-то деятеля околокультурья был похож. Но только в профиль. Если смотреть ему прямо в лицо, то оно отталкивало какой-то несимметричностью, изъяном, может, лёгким косоглазием. И сразу становилось ясно, что только здесь ему и место. Он попал по адресу. Нашёл свою нишу, говоря рыночным языком.
Тут их очередь подошла.
Дайте мне пряников, высоким бабьим голосом сказал первый.
«Да, он тоже на своем месте. С таким голосом нельзя быть бандитом, политиком или чиновником, хоть и средней руки», подумала я.
Ты будешь что-то покупать? обратился недочиновник ко второму.
Нет, тоже высоким, да ещё и капризным голосом сказал тот, ничего не хочу.
И ушли. С пряниками.
И только я начала внутренне хмыкать насчёт монашеской братии Даниловского монастыря, как вдруг вижу толпу женщин. Идут радостные, оживленные, с фотоаппаратами. Паломническая экскурсия.
А впереди этой группы монах. Какой-то красивый. Другой красотой. Настоящей. Сначала его самого и не видишь. Только глаза. Синющие. Кажущиеся огромными из-за света, который из них льётся. Прямо освещают всё вокруг себя эти глаза. В солнечный день с ними ещё светлее, хотя, казалось бы, уже и некуда.
Потом видишь лучики вокруг глаз. От улыбки. От постоянной внутренней улыбки. Которая и во внешний мир перетекает. Потом обращаешь внимание на фигуру невысокий рост, поджарый, но не худой, без живота. Походка энергичная, но без суеты. Но и без напускной постности. Какая-то и походка необычная. Она не мирская.
И по нему видно, что он любит этих женщин суетящихся, гомонящих (в святом месте, между прочим), фотографирующих (что не благословляется, между прочим). И он любит свою работу рассказывать желающим про монастырь. И вообще он просто любит. Наверное, всех. Потому что эта любовь даже через стекло просачивалась. И вот его лицо я могла представить только ещё на иконе. И у него. И больше ни у кого.
Доела я свой пирожок, а экскурсия двинулась дальше, монастырь-то большой. Мне было жаль, что я не с ними. Вернее, не с ним. Что я не могу согреться ещё раз в свете его глаз. Не могу ещё раз окунуться в его улыбку
О женском возрасте
Разговор с Дианой о возрастах.
я вообще чувствую себя лет на двадцать пять, не больше, говорю я.
Мама, ты очень хорошо выглядишь. Видно, что ты молодая, НО умная.
Бардак
У Дианы в комнате вечный бардак. Она называет это творческой атмосферой. Мы с мужем периодически боремся с её беспорядком. Сегодня была очередь мужа. Заставил Диану разобрать её рабочий стол. Диана с папой не спорит, но мне выдала, когда я зашла проинспектировать результаты: