интерес к неологизмам, корнетворчеству[133], зауми (транс-смыслу) (кн. «Терцихи Генриха Буфарева», 19841987; кн. «Встреча», 1987; кн. «Смеянцы», 1995);
внедрение иностранной лексики (особенно английской, немецкой, французской, украинской, идиш, иврит) и смешение языков; например: «<> Не told of many accident [sic] / вейз мир! Вей! / кто там? / Its me / не открывай / герл вытягивает перлы <>» («Три урока иврита», circa 1997)[134], «Вали сняг как проливен дъждь / Небе водна жаба бяла / Нежной ты и чуждой стала <>» («Фъртуна. Славянская лирика», 1993 [135]);
сечение слов и опускание частей слов; например: «ржавый бор на бере выбр / ракови открыла жабр / пластик пальмовые ребр / от Адама странный обр»[136] («Кукла на морском берегу», цикл «Мертвый сезон» в кн. «Дети в саду», 1988).
Стилистические и жанровые параметры
абсурдизм и нонсенсизм (об этом см. выше; кн. «Слоеный пирог», 1999);
гротескность и сатиричность (кн. «Голоса», стихи из которой в некоторых изданиях и публикациях печатались с подзаголовками «гротески» или «сатиры»[137]; кн. «Терцихи Генриха Буфарева»); в некоторых стихах Сапгира заметно родство с «гротесками» «последнего парижского поэта» Игоря Чиннова (19091996)[138].
театральность[139] и «мизансценовость» (кн. «Мол-чание», 1963, кн. «Монологи», 1982);
перформативность и привлечение читателя к генерированию смысла (кн. «Тактильные инструменты», 1999);
кинематографичность, кадровое построение текста и эффект «глаза-кинокамеры» (цикл «Этюды в манере Огарева и Полонского», 1987; кн. «Слоеный пирог»)[140];
представление о паузе, пробеле, дыхании, молчании, пустоте как важных структурных элементах стихотворного текста; текст молчания (кн. «Дыхание ангела», 1989, кн. «Глаза на затылке», 1999)[141];
центонность и игра с литературными цитатами[142]; например: «Ах, все во мне перемешалось? / Россия Франция века» («Голова сказочника» в кн. «Московские мифы», 19701974) ср. «Декабрист» (1917) О. Мандельштама; «Ноль пришел ко мне с букетом / замороженных цыплят» («Букет» в кн. «Голоса»[143]) ср. «Я пришел к тебе с приветом / Рассказать, что солнце встало» (1843) А. Фета; «социализм без конца и без краю!.. / узнаю тебя жизнь / понимаю»[144] («No. 40 (из Александра Блока)» в кн. «Лица соца») ср. у Блока: «О, весна без конца и без краю <> / Узнаю тебя, жизнь! Принимаю!» (из цикла «Заклятие огнем и мраком», 1907);
«литературность»[145] («Черновики Пушкина», 1985; «Этюды в манере Огарева и Полонского», 1987);
сдвиг реальности и «сюр»[146] (поэма «МКХ Мушиный след», 1981; кн. «Параллельный человек», 1992);
примитивизм, синтез наивно-детских и взрослых перспектив, остранение за счет построения детской точки зрения (кн. «Дети в саду»).
Тематика и проблематика
острая социальная тематика и обследование моральных аберраций (советского и постсоветского) общества например: «Но есть консервы РЫБНЫЕ ТЕФТЕЛИ / Расплывчатость и фантастичность цели / Есть подлость водка скука и балет <>»[147] («Сонет о том, чего нет» в кн. «Сонеты на рубашках»);
исследование быта и семейных отношений советских и постсоветских городских обывателей; этот тематический импульс исходит прежде всего от «Городских столбцов» Заболоцкого и отчасти от рассказов Михаила Зощенко[148] (кн. «Голоса»);
ангажированность еврейских и иудейских вопросов: Шоа (Холокост), иудейско-христианские отношения, антисемитизм (кн. «Молчание»; кн. «Псалмы», 19651966);
метафизичность: изнанка бытия, потустороннее и пост-мортемное, ангелизм (кн. «Конец и начало», 1993, кн. «Три жизни», 1999);
метафизичность: изнанка бытия, потустороннее и пост-мортемное, ангелизм (кн. «Конец и начало», 1993, кн. «Три жизни», 1999);
философская лирика[149] (поэма «Старики», 1962; кн. «Элегии»);
изображение быта и бытия литературно-художественной богемы (кн. «Московские мифы»);
насыщенность стихов географией, топонимикой, историческими персонажами, особенно художниками и литераторами например: «Командировка» (1964); «Сонеты из Дилижана» (кн. «Сонеты на рубашках»).
карнальность и эротичность (цикл «Люстихи», 1964; кн. «Элегии», 19671970; кн. «Любовь на помойке», 1992);
политическая злободневность (кн. «Глаза на затылке»).
5. Умный кролик
Точна оценка широты горизонтов жизни и творчества Сапгира, данная Виктором Кривулиным вскоре после смерти поэта: «у Сапгира было много ролей, по крайней мере, несколько различных литературных масок: официальный детский поэт и драматург, подпольный стихотворец-авангардист, впервые обратившийся к живой новомосковской речевой практике, сюрреалист, использовавший при создании поэтических текстов опыт современной живописи и киномонтажа, неоклассик, отважившийся перебелить черновики Пушкина, визионер-метафизик, озабоченный возвышенными поисками Бога путем поэзии, автор издевательских считалок, речевок, вошедших в фольклор <>. Все это Сапгир» [150].
Именно так и было. Детский поэт Генрих Сапгир широко печатался в издательствах «Детская литература» и «Малыш», издав с 1960 по 1984 год около 40 детских книг[151]. Многие из его детских стихов, среди которых «Бутерброд», «Лимон», «Полосатые стихи», «Стихи про слова» и другие, стали «культовыми». Вот одно из самых знаменитых, «Умный кролик»: Умный кролик / Сел за столик. / А затем в одно мгновенье / Сочинил стихотворенье: / Умный Кролик / Сел за столик»[152]. Это блистательный детский метатекст, близкий художественным исканиям Сапгира «взрослого» поэта. В детских театрах страны шли пьесы Сапгира. Кинорежиссеры снимали мультфильмы по его сценариям и детским книгам: «Лошарик», «Мой зеленый крокодил», «Паровозик из Ромашкова» Всего около сорока анимационных фильмов.