Обидно было бы тратить лишние деньги!
— Да, — сказал отец, — вот было бы здорово!
— Согласен, милый Жозеф, это неплохая пожива для охотника. Но есть кое-что получше: в оврагах подле Тауме живет королева дичи!
— Что же это?
— Отгадайте!
— Слониха! — выпалил Поль.
— Вот уж нет! — Но, заметив, как разочарован малыш, дядя добавил: — По-моему, слонихи там не водятся, но, в общем, кто их знает. Ну, Жозеф, подумайте! Какая дичь самая редкая, самая прекрасная и самая пугливая? Дичь — мечта охотника?
— А какого она цвета? — вмешался я.
— Коричнево-красная с золотом.
— Фазан! — закричал отец.
Но дядя, покачав головой, ответил:
— Сказали тоже! Оно, конечно, фазан довольно красив, но глуп, и подстрелить его в полете так же легко, как жука-рогача! Да и мало радости для любителя поесть: мясо у фазана жесткое, безвкусное; чтобы сделать его съедобным, нужно дать ему «профазаниться», то есть чуть-чуть протухнуть! Нет, не фазан король дичи.
— Но если не он, то какая же птица? — недоумевал отец. Дядя Жюль встал, скрестил руки на груди и ответил:
— Греческая куропатка!
Слова эти он отчеканил по слогам, широко раскрыв глаза, горящие восторгом. Однако он не произвел ожидаемого эффекта. Отец спросил:
— А что это такое?
Дядю ничуть не смутило такое невежество.
— Видите, — довольным тоном сказал он, — дичь эта до того редкая, что даже сам Жозеф никогда о ней не слышал. Так вот, греческая куропатка — это королевская куропатка, и королевского в ней больше, чем куропаточьего, потому что она огромная и вся так и сверкает. В сущности, это почти тетерев. Водится она на горных высотах, среди скалистых лощин, и в осторожности не уступит лисе; в стае всегда есть две дозорные птицы, и приблизиться к ним очень трудно.
— А я знаю, — сказал Поль, — как надо сделать: я лягу на живот и подползу к ним тихонько, как змея, ни разу не дыхну даже!
— Прекрасная мысль!-похвалил его дядя Жюль. — Как только мы увидим королевских куропаток, мы сбегаем за тобой.
— Вам часто приходилось их убивать? — полюбопытствовала мама.
— Нет, — скромно ответил дядя. — Несколько раз я видел их в Нижних Пиренеях, но подстрелить не удавалось.
— А кто вам сказал, что здесь водятся греческие куропатки?
— Старый браконьер, по-здешнему его зовут Мон де Парпайон[25] .
Я спросил:
— Он из дворян?
— Не думаю, — отозвался отец. — Это просто значит: Эдмон из Парпайона.
Меня пленило это имя, и я решил про себя навестить загадочного браконьера-аристократа.
— А он-то их видел? — спросил отец.
— В прошлом году он одну подстрелил. Понес ее в город. Заплатили ему за нее десять франков.
— Господи! — молитвенно сложив руки, проговорила мама. — Приносили бы вы каждый день хоть по штуке… Меня бы это вполне устроило!
— Так дичь эта не только мечта охотника — ею бредят и домашние хозяйки! — пошутил отец. — Не рассказывайте больше о королевских куропатках, милый Жюль, они мне всю ночь будут сниться, а моя женушка на них помешается!
— Не нравится мне только вот что, — сказала тетя Роза, — крестьяне говорят, будто здесь есть кабаны.
— Правда? — встревожилась мама.
— Кабаны? — улыбнулся дядя. — Да, есть и кабаны. Но не волнуйтесь, они сюда не заявятся! В самый разгар лета, когда ручьи у гряды Сент-Виктуар высыхают, кабаны спускаются на водопой к маленькой вымоине у Шелковичного источника, — есть только один такой в округе, который никогда не высыхает. В прошлом году сын нашего Франсуа, Батистен, убил там двух кабанов.
— Какой ужас! — вырвалось у мамы.
— Ничуть!-старался успокоить ее Жозеф. — Кабан не нападает на человека, наоборот — убегает, как только завидит, и подкрадываться к нему надо очень осторожно.
— Как к королевским куропаткам! — воскликнул Поль.
— Если только кабан не ранен, — заметил дядя.