Павел Лукаш - Разговор о Ренессансе стр 7.

Раньше было так: спокойно спится 
разве иногда приснится баба
А теперь всё чаще стала сниться
мне война локального масштаба.

То ли слишком жёсткая подушка,
то ли это подступает старость
А невдалеке воркует пушка
Пушка-пушка, сколько мне осталось?

На свободе  не в клетке 
несусветная тишь
Что ж ты замер на ветке,
почему не свистишь?

Сотвори всё сначала 
не молчи, истукан
Чтобы песня журчала,
как вино о стакан.

Никакой матерщины,
ты споёшь  я взгрустну
Это просто мужчины
провожают весну.

Что примолк, соловьина?
Прояви интерес
Сна сбылась половина 
та, где нету чудес.

Хоть какой-нибудь резон 
хоть торговлишку какую,
потому как всё дуркую,
а для дури не сезон

Обстоятельства грозят,
мол, сегодня  или-или.
Через век перевалили 
всё не то, что век назад.

Потому убавлю прыть.
Правда, есть две-три идейки,
будет время, будут деньги 
надо будет воплотить

Чуешь, Моня, запах моря?
Что же ты не куришь, Моня?
Встал  как памятник в цвету
неизвестному поэту,
что по сторону по эту.
А бывало  и по ту
мы гуляли, балагуря:
«Буря! Скоро грянет буря!» 
каждый с книгою в руке
Каждый смел и светел ликом 
говорили о великом
на великом языке.

В деле письменном  не устном 
тот считается искусным,
о котором говорят.
Тут мы дышим-обитаем,
но не пишем, не читаем 
неприемлем звукоряд.
Слышишь, Моня, шум прибоя?
Это море, но другое.
Впрочем, некому пенять.
Нам  реликтам и дислектам,
но с одесским интеллектом,
моря, что ли, не понять?

Обозначенные лица
могут здесь повеселиться:
могут пользоваться даром
холодильником и баром

живописцы, музыканты,
новоявленные канты,
мастера воздушной прозы,
стихотворцы-виртуозы.

И хозяйка тут незлая
и живёт, беды не зная.
А хозяин вечно бредит:
дебет-кредит, дебет-кредит

В этом доме непорядок 
слишком много неполадок.
Тут пожизненная убыль
в бога  в душу  в доллар  в рубль.

Чуешь, Моня, запах моря?
Что же ты не куришь, Моня?
Встал  как памятник в цвету
неизвестному поэту,
что по сторону по эту.
А бывало  и по ту
мы гуляли, балагуря:
«Буря! Скоро грянет буря!» 
каждый с книгою в руке
Каждый смел и светел ликом 
говорили о великом
на великом языке.

В деле письменном  не устном 
тот считается искусным,
о котором говорят.
Тут мы дышим-обитаем,
но не пишем, не читаем 
неприемлем звукоряд.
Слышишь, Моня, шум прибоя?
Это море, но другое.
Впрочем, некому пенять.
Нам  реликтам и дислектам,
но с одесским интеллектом,
моря, что ли, не понять?

Обозначенные лица
могут здесь повеселиться:
могут пользоваться даром
холодильником и баром

живописцы, музыканты,
новоявленные канты,
мастера воздушной прозы,
стихотворцы-виртуозы.

И хозяйка тут незлая
и живёт, беды не зная.
А хозяин вечно бредит:
дебет-кредит, дебет-кредит

В этом доме непорядок 
слишком много неполадок.
Тут пожизненная убыль
в бога  в душу  в доллар  в рубль.

Подруги милые, ну что вы
всегда одеты, словно вдовы 
и при живых-то мужиках.
Какой-то олух ляпнул сдуру,
что чёрное стройнит фигуру,
и сам остался в дураках.

Пока сомнительные фоны
таят пленительные формы:
неясность, марево, туман,
догадки, помыслы, надежды
А после  падают одежды,
а там обман, обман, обман

Появилась лысина 
никуда не деться
Улетаю мысленно
в золотое детство,

мрачное и грустное 
времена застоя 
вот такое гнусное
детство золотое.

И позднее случая
мне не подвернулось