У Аришки, с первых минут появления в поезде, жила непроизнесенная вслух мечта: хоть одну ночь поспать на верхней полке. Те, кому приходится делать это часто, вряд ли ее поймут.
«Почему все могут, а я нет? Несправедливо!»
И она решила эту несправедливость устранить.
Мам, постаралась она придать голосу уверенность (ведь говорят «уверенность половина дела»). Я наверху?
И, заменив в конце знак вопроса на восклицательный, она уже даже занесла ногу на первую перекладину лестницы.
Возможно, я и поддержала бы твою идею, но
«Но мне кажется тебе еще рановато», похоже, собиралась сказать мама, но, увидев Аришкины глаза, несколько изменила текст:
Но у нас же есть два представителя сильного пола. Как, по-твоему, они будут себя чувствовать, если мы начнем карабкаться мимо них вверх-вниз? и мама даже изобразила рукой траекторию их карабканья.
А что, лично я чувствовал бы себя прекрасно! заметил Ромка, но увидев мамин укоризненный взгляд, попытался опротестовать его несправедливость:
Я же об Арине пекусь! Она хочет, и я уступаю. Благородно. Можно сказать, с риском для жизни: ведь она же может на меня упасть!
Но качала головой мама, Аришка же продолжала смотреть умоляюще: редкий случай, чтобы «благородство» брата так работало на ее пользу.
У тебя нет никакого опыта спанья на верхней полке! не уступала мама.
Интересно, а как он у меня появится, если вы мне не даете? Там! Спать!
Маленькая еще! Вот подрастешь
Ясно! поняла Аришка всю тщетность уговоров. Как посуду мыть так я большая, а как на верхней полке спать, так продолжать смысла не было. Перебросив через плечо полотенце, она отправилась топить свои страдания в умывальной раковине, сделав ее своим девичьим поверенным.
А когда она вернулась
Нет, на этот раз все было в порядке: ложки не исчезали, стаканы не летали. Но, для продолжения истории, все же следует привести еще хоть один маленький эпизод, характеризующий отношения в семье, без понимания которых история будет не полной.
Итак, на верхней полке уже возлежал папа, углубившись в свой очередной журнал, мама же заканчивала застилать другую противоположную верхнюю полку.
Лети, орел! благословила она Ромку, и тот, став орлом, тут же взмыл.
Никакой он не орел, буркнула от обиды, устраиваясь внизу Аришка. Куропатка он, самая обыкновенная куропатка.
Ну Я те щас покажу куропатку! и, лениво прихватив подушку, брат уже было прицелился, но
Хорош устраивать тут птичьи бои! заступившись за подушку, успела спасти ее мама. Вместе с головой дочери, понятно.
Скорее уж петушиные, папа, оказывается, читал не так уж и внимательно.
Тогда уж цыплячьи. До петухов они еще явно не доросли!
Аришка же, убедившись, что фигура брата надежно скрыта от нее верхней полкой, решила не отказывать себе в дальнейшем удовольствии:
Цыпленочек, цып-цып-цып! Не упади с верхней полочки! сладострастно издевалась она.
Брат склонил голову: сестра явно напрашивалась.
«Спуститься, что ли»?
Но, зевнув, передумал.
Ладно, я завтра с тобой разберусь! Заодно и за куропатку ответишь!
Итак купе медленно погружалось в сон.
Пережив «чудесатные» события дня, погружалось в сон все семейство.
Погружалась в сон девочка Аришка, которая очень любит чудеса. Погружался в сон папа, который ни в какие чудеса не верит, если, конечно, о них с достаточной долей аргументации не рассказывают книги и газеты.
Погружался в сон и Рома, который, в общем-то, против этих чудес ничего не имел, если бы от них была хоть какая-нибудь реальная польза.
Погружалась в сон и мама, которая Но тсс Которая, может, в чудеса и верит, но по каким-то своим соображениям предпочитает пока не говорить.
Аришка не поняла даже: спит она или нет, и откуда вдруг взялся поднос, такой круглый, блестящий и такой красивый? На подносе, словно приклеенные, стояли в изящных подстаканниках стаканы с не менее изящными ложечками, вставленными в каждый.
«Дзинь-дзинь, дзинь-дзинь» позвякивали ложечки в стаканах на серебряном подносе, который совершал в воздухе немыслимые пируэты.
«Где же я слышала подобные звуки»?
Поднос перемещался в воздухе, как летающая тарелка, но стаканы не расплескивали ни капли налитого в них чая.
Сначала Аришке показалось, что поднос летает сам по себе. И только потом она поняла: его поддерживает, виртуозно изгибаясь, рука в струящемся по-змеиному черном рукаве.
Вдруг поднос с рукой приблизился, и голос, странно знакомый, произнес:
Возьми, деточка, ложечку! Возьми, не стесняйся!
Глаза рядом впивались в нее, а щелкающий, как дверцы капкана, рот, готов был просто залязгнуть.
Ну же, деточка, ну же, смелей
Аришка уворачивалась, но делать это становилось все сложней. И в последний момент, когда капкан раскрылся прямо перед ней, вдруг поняла:
«Да это же Это же она! Проводница! Ее лязгающий рот!»
Ариша, Ариша
«Но откуда она знает мое имя? Кажется, при ней никто ее по имени не называл»
Да что с тобой? Ты вся извертелась!
«Но почему у проводницы такой знакомый голос?»
Да проснись же ты! Что тебе снится?
Аришка, так ничего и не поняв, отметила только, что проводница почему-то разговаривает с ней Маминым голосом!