Мы далеки от всеобщего уничтожения, холокоста или атомного апокалипсиса; тотальная война существует лишь в качестве архаичной воображаемой медиаистерии. Напротив, война такого вида, как эта превентивная, устрашающая, карательная, предупреждение всем: не впадайте в крайности и мерьте себя той же мерой, что и других (комплекс миссионера); по правилам этой игры каждый должен не показывать всей своей силы и не вести войну всеми имеющимися средствами. Сила должна оставаться виртуальной и назидательной, добродетельной, так сказать. Первый опыт такого рода регулирования в планетарном масштабе является очень важным тестом. Так же как богатство измеряется не показной роскошью, а тайной циркуляцией спекулятивного капитала, так и война измеряется не степенью накала, а ее спекулятивным развертыванием в абстрактном, электронном информационном пространстве, том самом, где происходит и движение капитала.
Хотя подобная конъюнктура и не исключает всякую случайность (дерегуляция виртуального), однако вероятность прорыва, доведения до крайности, накала ожесточенности с обеих сторон, называемого войной, становится все слабее.
Саддам истерик. Мастер постоянно всем гадить. Истерик неистребим: он возрождается из своих симптомов, как из пепла. Столкнувшись с истериком, другой становится параноиком, он развертывает мощный механизм защиты и недоверия. Он подозревает истерика в недобросовестности, хитрости и лицемерии. Он хочет принудить его к правде и транспарентности. Истерик неисправим. Использование уловок и несоблюдение договоренностей в этом его сущность. Столкнувшись с такого рода распутством и двуличием, непреклонность и маниакальность параноика могут лишь только усилиться. Самым жестоким упреком Буша в адрес Саддама Хуссейна было обвинение того в том, что он лгун, предатель, плохой игрок и мошенник. Lying son of a bitch! [Лживый сукин сын!] Саддам, как настоящая истеричка, никогда не собирался рожать свою войну, для него это была всего лишь ложная беременность. Напротив, ему до сих пор удавалось мешать Бушу родить свою. А с помощью Горбачева ему почти удалось основательно надуть[51] американцев. Но истерик не склонен к суициду, это выгодная сторона Саддама. Он не есть ни безумец, ни самоубийца. А может попытаться его вылечить с помощью гипноза?
Иракцев и американцев объединяет, по крайней мере, одно: преступление, которое они совершили сообща (а с ними и весь Запад). Многое в этой войне объясняется предыдущим злодеянием, относительно которого каждый считал, что останется безнаказанным, но в итоге тайное желание искупления которого питает войну в Заливе со всей ее неразберихой и жаждой сведения счетов. Об этом предыдущем эпизоде предпочитают не говорить настолько все (даже иранцы) согласились о нем забыть: о войне против Ирана. Саддам должен был отомстить за то, что он не смог победить, даже будучи агрессором, уверенным в своей безнаказанности. Он должен был отомстить Западу, который его в это вовлек, а американцы, со своей стороны, должны были устранить неудобного соучастника этого вероломства.
Для любого правителя или деспота власть над своим собственным народом превыше всего. В случае войны в Заливе это единственный шанс на разрешение или деэскалацию конфликта. Саддам предпочтет скорее уступить, чем уничтожить свою внутреннюю гегемонию, пожертвовать своей армией и т. д. В этом смысле перелет его авиации в Иран[52] является скорее хорошим знаком: это не признак агрессии, а уловка налетчика, который прячет свою добычу, чтобы вернуть, когда выйдет из тюрьмы, а следовательно, это довод против каких-либо героических или самоубийственных намерений.
Тогда как одна часть интеллектуалов и политиков, специалистов в области мысленных оговорок[53] за войну, хоть и скрепя сердце, а другая часть от всего сердца против, но также по причинам весьма смутным, все сходятся в одном: эта война существует, мы с ней столкнулись. И ни у кого не возникает вопросов относительно самого события и его реальности, относительно жульнического характера этой войны, запрограммированной иллюзии вечно откладывающейся битвы, вопросов об интриге этой войны, искусственно раздутой благодаря информации, не говоря уже о невероятной вакханалии средств, систематической манипуляции данными, искусственной драматизации Если у нас нет практического понимания войны (а его нет ни у кого), давайте будем иметь хотя бы скептическое, не отказываясь при этом от патетического ощущения ее абсурдности.
Тогда как одна часть интеллектуалов и политиков, специалистов в области мысленных оговорок[53] за войну, хоть и скрепя сердце, а другая часть от всего сердца против, но также по причинам весьма смутным, все сходятся в одном: эта война существует, мы с ней столкнулись. И ни у кого не возникает вопросов относительно самого события и его реальности, относительно жульнического характера этой войны, запрограммированной иллюзии вечно откладывающейся битвы, вопросов об интриге этой войны, искусственно раздутой благодаря информации, не говоря уже о невероятной вакханалии средств, систематической манипуляции данными, искусственной драматизации Если у нас нет практического понимания войны (а его нет ни у кого), давайте будем иметь хотя бы скептическое, не отказываясь при этом от патетического ощущения ее абсурдности.