* * *
Я листал, словно старый альбом,
Память, где на седых фотоснимках
Старый мир, старый сад, старый дом,
Прошлый век с настоящим в обнимку.
Деды-дети, мальчишки, друзья,
Что глядят с фотографий бумажных,
Позабыть вас, конечно, нельзя,
Помнить трудно, и горько, и страшно
Вы несли свою жизнь на весу,
Вы ушли, хоть неспешно, но быстро.
Не для вас стонет птица в лесу,
Не для вас шелестят ночью листья.
И, застыв, словно в свой смертный час,
Перед камерой, в прошлой России,
Вы глядите с улыбкой на нас
Дурачки, скоморохи, родные!
Не спасло вас ничто не спасло:
Земли, сабли, рубли все пропало.
Вероятно, добро это зло,
Что быть злом отчего-то устало.
Что ж, пора отдохнуть. Жизнь прошла.
Спите, прожитых лет не жалея.
Легок сон а земля тяжела.
Только жизнь может быть тяжелее.
Стояние. Мятеж
Стояние. Мятеж
Не может укрыться город, стоящий на верху горы.
Нагорная проповедь
Октябрьский переворот семья Волоховых встретила так же, как и февральский: безмолвием. Народ безмолвствовал, выбрав стратегию стояния, выжидания: к чему приведет нас жизнь, то, стало быть, от Бога нам послано коли добро, значит, за благие дела, коли зло, значит, за грехи наши. А люди, которым был доверен народ, тем временем проводили свою тайную и явную работу, делили власть, ссорились, мирились и опять ссорились. И все более жестокими, все более злыми были их ссоры.
Однажды весенним утром Егор проснулся от боя набата. Как потом выяснилось, это был знак о начале мятежа, который священнослужители города подавали казакам, не принявшим Октября.
За стеной раздались выстрелы. Егор и его племянник Мишка Кулаков, вихрастый большеглазый мальчишка, из-за родительской ссоры ночевавший у него в доме, выбежали на улицу. Там происходила перестрелка: казаки Анненкова на конях отстреливались от войск, принявших советскую власть. Егор замер, глядя на мятеж, бой, смуту, происходящие на родной улице, и не заметил, как Мишка сбежал от него куда-то. Волохов стоял неподвижно и смотрел, смотрел, как заколдованный, вбирая широко открытыми синими глазами войну и ужас междоусобной бойни.
Вот высокий черноволосый казак, оторвавшись от своего конного отряда, метким выстрелом попал догонявшему его красному солдату прямо между глаз, и тот упал на землю, упал безвольно, как мешок вот окружившие казака солдаты вцепились в него и, не обращая внимания на выстрелы, начали сталкивать его с коня вот какой-то мальчишка бросился казачьему коню под ноги, и тот встал на дыбы казак падает солдаты убивают его, убивают зло, жестоко, беспощадно и он лежит на земле рядом с мальчишкой, голова которого разбита конским копытом черноволосые головы обоих заливает горячая, дымящаяся кровь. Но кто этот мальчишка? Невысокий, в распахнутой на груди рубашке на груди тонкая алая линия шрама такая же была у Мишки, он в детстве поранился Мишка? Мишка Мишка!!!
Егор стоит, не шевелясь. «Я ли видел это? Я ли? Убит Мишка Кем? Конем? Войной? Или сам погиб, по вине своей? Кто виноват, а? Никто не виноват и все виноваты. И я тоже. Надо было мальчонку на улицу тащить О Господи! Я ли это?»
Замер Егор. Замерла Россия.
***
Я ли это тот мальчик вихрастый,
Босоногий в осеннюю сырость,
Что из мамочкой сшитого счастья
Незаметно, невидимо вырос?
Я ли это иль кто-то иной,
Прежний кто-то, быть может, Россия?
Выбегает под дождь проливной
И следы оставляет босые
На дороге, на прежних годах,
На медлительной памяти нашей,
И не знает, что ждёт его страх
Но что страх этот радости краше.
На ветру, на юру, на миру,
Там, где первой чужой сигареткой
Опыт горя жжет губы, и труд
Нужен, чтобы проникнуть разведкой
В мир ушедший, зачем он сейчас
Ощущает пьянящий вкус боли?
Для чего? Чтобы Бог душу спас?
Для того ли? шепчу. Для того ли?
* * *
Вскоре в городе установилась власть белых. Впрочем, между новым начальством тоже не было согласия: одно правительство сменялось вторым, второе третьим. Егор внешне сохранял равнодушие к этим переворотам, но в душе был недоволен ими: «Не люблю я тех, кто с нами, как кот с мышкой, играется. Беспощаден к нам кто-то. А кто Бог весть. Но мириться не к лицу нам будет. Не та у нас порода».
В свой двадцать седьмой день рождения Волохов прямо за праздничным столом получил известие: белогвардейцы сожгли село, откуда родом была мать Егора, Катерина Игнатова. Егор услышал об этом от мальчишки-газетчика, пробегавшего мимо кабака, где отмечали праздник. Налив в стакан водки, Егор выпил половину, затем несколько мгновений помолчал и выплеснул вторую в лицо висящему на стене портрету Колчака, правившего тогда Омском. Под глазами адмирала образовались мокрые пятна, словно он плакал водкой Егор дико расхохотался.
В свой двадцать седьмой день рождения Волохов прямо за праздничным столом получил известие: белогвардейцы сожгли село, откуда родом была мать Егора, Катерина Игнатова. Егор услышал об этом от мальчишки-газетчика, пробегавшего мимо кабака, где отмечали праздник. Налив в стакан водки, Егор выпил половину, затем несколько мгновений помолчал и выплеснул вторую в лицо висящему на стене портрету Колчака, правившего тогда Омском. Под глазами адмирала образовались мокрые пятна, словно он плакал водкой Егор дико расхохотался.