Здесь, на самом краю света, огромный и неповоротливый динозавр, казалось бы, издохший три десятилетия назад в огне первой мировой и гражданской, очнулся, взмахнул хвостом и одним движением смёл с южной половины острова японскую армию вместе с переселенцами. Остались только дома и двери. Дома вскоре приобрели совершенно русский вид: слегка неопрятный, но весёлый и разухабистый, а вот двери так и остались японскими раздвижными. Это в России они открывались настежь, распахивая перед окружающим мiром нараспашку душу: и светлое, и тёмное, и тысячу промежуточных оттенков в ней. В Японии обнажать душу прилюдно так же стыдно, как ходить голым по улице. Японец следует кодексу чести и хранит лицо, и двери там разъезжаются в стороны и съезжаются вновь, словно два самурая в ритуальном поединке.
Деревянная гусеница барака тащила в будущее два десятка семей: рабочие, служащие, студенты, рыбаки Морской порт, расположенный неподалёку, беспрерывно курил трубы пассажирских и рыболовных судов. Может поэтому Антон, одиннадцатилетний молчаливый подросток, думал, что отец его был если не капитаном, то уж моряком точно. Настоящий отец, а не те сменявшие друг друга отцы временные, сожители пьющей матери. Мiр имел об этом другое мнение и не стеснялся его высказывать в разговорах между собой, а иной раз и матери в лицо, попрекая разгульной жизнью и почти ежедневным пьянством. Её «под сорок» в паспорте выглядели «за пятьдесят» в зеркале.
На свои пью! огрызалась она.
«Пить на свои» последняя гордость пьяницы, когда никаких других причин гордиться собой уже не осталось. Здесь, на Сахалине, таких называли богодулами. Откуда пошло странное слово это, никто не знал, но чудились в нём и нарочито показанная мiру дуля, и горькая отверженность от Бога и ещё что-то, совсем уже тёмное, паучье. Есть люди, которые живут, так и не родившись она была как раз из таких. Удивительно, но Антон, внешне очень схожий с матерью, насколько со своей матерью может быть схож мужчина, характером уродился полной ей противоположностью. Он был тихий и светлый, и как бы ни от мiра сего. Для него естественным оказывалось обращать внимание на вещи, которые обычным людям и в голову не придут. Например, научиться распознавать гудки, доносившиеся из морского порта и каждому из них придумать собственную историю. Или составить карту сокровищ, зарыв их на необитаемых островах Тихого океана, а на самом деле в соседских дворахогородах при японском бараке.
В семье богодулов случались периоды затяжного безденежья, когда мать выгоняли с работы, и она надолго погружалась в поисках новой на дно бутылки. Отсутствие денег никогда, впрочем, не приводило к отсутствию водки это закон русского пьянства, бессмысленного и беспощадного. Потому что пьянство на Руси испокон веку было разновидностью бунта. Против чего? Да кто ж его знает Может быть, против судьбы. А может быть, против себя. В такие периоды есть дома было нечего, и Антон кормился в мiру, чаще всего у своего школьного приятеля Володи и его старшей сестрыстудентки, снимавшей квартиру в том же бараке.
В 195 году деревянная гусеница барака вползла в первый летний субботний день с шумом, визгом и криками. В бараке травили крыс. Крысы животные умные, агрессивные и хитрые, мало кто знает, что их на Земле больше, чем людей. Когда человеческая цивилизация исчезнет, они займут наше место, им надо только подождать. В подвалах и сараях был разложен крысиный яд, на улицу, где толпился народ, выползали очумелые полудохлые животные, женщины отчаянно визжали, мужчины азартно добивали ненавистных грызунов: кто палкой с гвоздём, кто лопатой Шла борьба видов, естественный отбор в рамках одного отдельно взятого барака. Неожиданно маленькая субботняя бойня стала предметом гордости богодулов. Во-первых, это сожитель матери достал по знакомству импортный яд для травли грызунов не то японский, не то американский. Во-вторых, сам определил «направление удара» и разложил его по сараям и бараку. И теперь чувствовал себя главнокомандующим в день решающего сражения: бегал по дворам, квартирам и сараям, отдавал приказы и проверял каждую дохлую крысу. Мать Антона была в тот день трезвой как стеклышко. Она молча стояла у ограды, следя за перемещениями своего мужчины и чувствовала себя женой Наполеона. Она даже выглядела в этот день значительно моложе обычного, и чудом уцелевший во времена пьяных распродаж яркий цветастый платок укрывал её волосы, а губы были накрашены впервые за последние месяцы.
Сам мальчишка во всеобщей суете участия не принимал. Отыскав в одном из дворов местечко потише, он устроился там, по привычке принявшись фантазировать и не обращая внимания на войну с грызунами. Крысы были ему неприятны, а мёртвые крысы в особенности. Он слышал, как взрослые наказывали не прикасаться к ним, чтобы не подцепить отраву и не отравиться. Взрослые и собак с котами убрали подальше, а кто держал в сарайках кроликов или птицу временно эвакуировали их с «военной территории». Война нашла мальчишку сама. Кто-то кажется вездесущий в тот день сожитель матери отфутболил лопатой одну из полудохлых крыс прямо к ногам Антона. Только что мальчишка плыл с отцом на океанском лайнере где-то в Южном полушарии, а через мгновение рядом с ним шлёпнулось что-то тяжелое и мерзкое. Огромная полуживая крыса лежала на спине, прижав к себе лапками крошечного детёныша, и смотрела мальчишке прямо в глаза.