2
Жил-да-был в середине шестидесятых годов молодой человек по имени Яша.
Я работаю во сне, говорил Яша. И получаю за свои сны деньги. Учитесь, молодёжь.
Он действительно работал во сне, раз в трое суток, сторожем на овощебазе. Когда на исходе лета он просыпался в конце рабочего и начале светового дня, то открывал окно и в помещение на окраине города вплывал мягкий августовский туман. Стояла такая тишина, что казалось задремал сам Всевышний Яша поудобнее устраивался с кружкой горячего чая за столом и писал письма. По национальности он был немцем и переписывался с гражданами дружественной Германской Демократической республики. Словно Толстой «Войну и мир», он переписывал письма по восемь раз, поправляя каждый умляут над головами немецких букв. Если бы проводился чемпионат по художественной переписке, то Яша победил бы за явным преимуществом. Ни сочинения зачинателя жанра Эпикура, прославившегося посланиями к Менекею, ни одно из шестидесяти пяти писем Джонатана Свифта к Эстер Джонсон, ни карамзинские «Письма русского путешественника» не годились творениям безвестного миру сторожа овощебазы даже в постскриптумы. Образы в его посланиях получались выпуклыми и объёмными, как в 3D-кино. И когда немцы читали эти послания в своих чистеньких игрушечных домиках, то над клеточками листов, вырванных из тетради, вырастали корабельные сосны, пробивая верхушками потолки комнат, в синих волнах чернил, вытекших ровной строкой из перьевой ручки, плескались осетры и стерлядь, а на мягких сгибах страниц спали утомлённые кострами и походами туристы-таёжники. Язык Яши был сочным, литературным, на таком в Германии последний раз разговаривал Гёте, и потому у немцев от восторга округлялись глаза. Они решили ехать в Сибирь.
Узнав об этом, Яша пришёл в ужас. За свои тридцать с небольшим лет за городом он бывал три или четыре раза, когда филфак института вывозили на сбор турнепса. Он даже в армии не служил из-за своих минус восьми диоптрий и толстых круглых стёкол, закрывших глаза ещё в пятом классе. Корабельную сосну он в последний раз видел на пятьдесят второй странице приключенческого романа. Пухленький как колобок, в узких светлых брючках, с галстуком, стекающим на круглый животик по разноцветью луга-рубашки, с пышной шевелюрой кудрявых волос и квадратными очками в роговой оправе, закрывающими половину лица все свои письма про походы в тайгу он просто выдумывал. Но у Яши были друзья, а среди друзей мастер по ремонту доменных печей Константин и обладатель моторной лодки рыбак Григорий.
Немцы обязательно попросят отвезти их в лес! срываясь на фальцет, заявил Яша Косте.
Немцы потребуют осетров и туристов-таёжников! чуть не плача, пожаловался он Грише.
Выручайте!! взмолился Яша, падая на колени под тяжестью ящика водки.
Это был русский немец, он умел убеждать.
Разработка плана операции под кодовым названием «Бибиха» заняла три дня. За Бибихой посёлком на берегу Оби было решено устроить недельный палаточный отдых. Костя и Гриша обеспечивали моторные лодки, палатки и рыболовные снасти, Яша закупал продукты и бензин.
Всё будет на высшем уровне, заверил Гриша. Разве может их Германия сравниться с нашей Бибихой?
Он вырос в лесу и мог поймать рыбу голыми руками, но предпочитал бредень и закидушки. Десять лет его ловил Рыбнадзор, но удача раз за разом отворачивалась от Рыбнадзора. Гриша мастерил мебель, строил избы и клал печи. Наконец, он разговаривал по-немецки и умел готовить настоящую сибирскую уху.
Немцы прилетели на самолёте, были погружены в такси и отвезены из аэропорта на берег Оби. Там их, не дав переодеться и посмотреть город, загрузили в моторную лодку и увезли по реке на север. Со стороны это было похоже на тщательно спланированное похищение. Шли на трёх моторках, тяжёло гружённых снедью, людьми и собаками. Одну лодку вёл Гриша, другую его жена, третью Костя.
Посмотрите, какая река! кричал Гриша, сближаясь с лодкой, на которой везли немцев. Разве в Германии вы по такой реке поплывёте? Нет там таких рек!
Заботливо укутанные в долгополые брезентовые плащи поверх костюмов немцы сидели на дне лодки, прижавшись друг к другу и боязливо крутили головами по сторонам. Когда правый берег Оби вырос до размеров девятиэтажного дома, на крыше которого шумел, покачиваясь сосновый бор, из их глоток вырвался восторженный возглас людей, своими глазами увидевших чудо. Почвы в этих местах песчаные, и берег был жёлто-зелёным, словно стена замка, построенного из песка и поросшая кустарником. Но место, выбранное для отдыха, оказалось низким, с небольшой песчаной отмелью-пляжем, островом напротив и протокой, где можно поставить сети и рыбачить на закидушки.
Чувствуете, какой воздух?! спрашивал Гриша у помогавшим ему ставить палатку немцев. Разве Германии вы такой воздух отыщите? Вы будете скучать по нему до самой смерти!
В первый же день радушная Обь подарила туристам двух стерлядок и ведро чебаков, которых в европейской части страны отчего-то именуют воблой. В наступающих вечерних сумерках ужинали ухой, запивая её водкой. На верёвке над костром сушились мокрые вещи, впитывая в себя дым от сгорающего сушняка и запах дикой смородины. Яша рассказывал гостям, как следует охотиться на медведя. Те с опаской поглядывали по сторонам. В промежутках между охотничьими байками никогда не бывавшего на охоте Яши, поднимали тосты за сибирскую природу и дружбу между народами. Сидели допоздна: сумерки сгустились и в небе одна за другой вспыхивали звёзды прямо над головами, как всегда в это время в Сибири.