Дверь так и остается чуть-чуть приоткрытой.
Оказавшись на лестничной площадке, неизвестный вызывает лифт, и, не дожидаясь, пока тот спустится откуда-то с очень высокого этажа, не спеша спускается вниз по лестнице.
И еще один вариант.
Леонид сует в карман все еще горячий от только что произведенного выстрела наган и делает шаг из прихожей на лестничную площадку, оставив дверь квартиры открытой. Он и сам, как и орудие преступления, разгорячен, глаза сверкают. Он готов дать отпор любому, кто попытается остановить его. Он даже не будет удивлен, удивив толпу врагов, ожидающих его на лестничной площадке возле открытой двери.
Однако никого.
Казалось бы, чем эти три отрывка отличаются друг от друга? А ведь отличаются! И каждый хорош по-своему. Но для книги нужно выбрать лишь один
Теперь дальше.
Во дворе, как цирковая, прыгает на задних лапках серая собачка. Передние лапки она сложила вместе и двигает ими, точно горячо кого-то о чем-то умоляя. При этом острая мордочка обращена вверх, к чахлым городским кронам.
Серая собачка. Это маленький пудель, в переводе с английского пудель-игрушка. Он худенький и хрупкий. Видно, что хозяйка старается хорошо ухаживать за ним. Шерстка у него чистая, на взгляд нежная и мягкая, как пушок. Но что-то в нем не то. Может быть, розовые потеки из глаз, что может свидетельствовать о неправильной еде слишком много сладкого хозяйка дает своему любимцу. Да и с возрастом не все ясно. Или годовалый щенок, или пятнадцатилетний старикашка.
Незнакомец останавливается и, будто бы заинтересовавшись, задирает голову и видит, как на корявой ветке шумно пристраиваются две большие вороны. Его, собственно говоря, вороны нисколько не интересуют, хотя он и понимает: вороны собрались посплетничать. Все идет слишком гладко. А ведь он все еще находится в опасной зоне. Вдруг кто-то наблюдает за ним, проследил его путь по двору от подъезда! Задерживаться нельзя. Нужно поскорее покинуть опасную зону.
Но тут раздается слабый голосок:
Он хочет к ним.
А может быть, никакого голоска и не было? Но нет, голосок был, и принадлежит он маленькой старушонке в светлом платочке, завязанным под подбородком. Она совсем старенькая, но при этом в легком девичьем платье почти до самых щиколоток.
Странное создание!
Однако, вглядевшись, он сообразил, что все не так просто: старушонка-то вовсе не такая уж и старушонка, а пожилая женщина лицо гладкое, без морщин, большие и выразительные серые глаза, тонкие губы, чуть тронутые ироничной улыбкой.
И не такая уж она и пожилая!
Улыбка настораживала. Как будто бы она все знала про него. А женщина продолжала:
Он думает, что он птица.
Слова ее казались полной бессмыслицей. Они вызывали раздражение. Теперь уже более естественным было бы сделать вид, что он уже в полной мере насладился прелестной сценкой, и ему уже ничего более не остается, как ласково кивнуть и деловито удалиться. Что же касается обращенных к нему слов, то вполне естественно было бы сделать вид, что он их не услышал столь слабы и невнятны они были.
Однако он знал, что она знает, что он ее услышал. И он переспросил:
Кто думает, что он птица?
Фунтик.
Фунтик?
Его так зовут.
Иронический «окрас» улыбки мог говорить о том, что хозяйка Фунтика усомнилась в случайном собеседнике, то есть усмотрела в его облике или в поведении нечто искусственное, сделанное, в то время как в действительности и внешность, и поведение должны были излучать полную естественность. Если он побежит, значит, хозяйка Фунтика права в своих подозрениях по отношению к незнакомцу. Он не побежал. Напротив, расслабился, словно бы стряхнул с себя напряжение.
И он думает, что он птица?
Подозрение улетучились. Он не спешил, ему действительно хотелось узнать у хозяйки
Первоначальный замысел претерпевал серьезные изменения. И все же они (изменения) не были радикальными, и его не оставляло ощущение ненужности этой работы, ее серости и унылости.
А писать хотелось. Жизненные наблюдения, впечатления, живые воспоминания требовали выхода. Так что же делать? И его вдруг осенило: чтобы все поправить, достаточно будет в бульон жизненных наблюдений поместить проволочный завиток сюжета. И сразу все получится, и будет, как у настоящих писателей. А что для этого требуется? Требуется, чтобы там излагалась какая-то история с началом, серединой и концом.
И проволочка обнаружилась.
Вот ведь как оказывается просто!
Дипломированный физик и математик, он специализировался на компиляции биографий великих ученых. Мир науки это его мир. В нем он прекрасно ориентировался, находился в курсе новейших исследований и гипотез в самых разных областях знаний.
И вдруг внезапно что-то с ним происходило, он переставал быть доктором наук, профессором и превращался в увлеченного мальчишку, вообразившего себя писателем, сочиняющим роман. Он бросал работу над очередной исторической статьей и с головой погружался в пучину художественного литературного творчества.
Размышляя над природой такого своего поведения, он пришел к выводу, что, оказывается, желание сочинять живет в нем с самого раннего детства. Это похоже на болезнь. Внутри притаился некий вирус, который до поры до времени никак себя не проявляет и который вдруг оживает, когда с организмом что-то случается стресс, или простуда, или еще что-нибудь подобное.