Когда угли стали пеплом, а мысли утонули в сумерках усталости, Кортэ последний раз проверил, надежно ли укутан Вион. И сам улегся отдыхать, подмигнув бледнеющему востоку. Нынешней ночью, полученными сведениями и своим поведением Кортэ был вполне доволен. Сон пришел сразу и оказался неплох: старый Убальдо шагал по широкой каменной лестнице все выше, ругался сквернейшими словами и пинал расставленные по сторонам пустые сосуды. Глина, камень, стекло, звонкая медь, певучее серебро с каменьями и чеканкой все сыпалось вниз, испуганно бренчало и гудело, а затем пропадало в пуховых облаках у подножия лестницы Служитель ордена Зорких поднимался и поднимался, камни его лестницы были крепки. Плечи старца постепенно расправлялись, а голос приобретал зычность, настораживающую даже небеса.
Когда Кортэ проснулся, негромкое звяканье не пропало, в отличие от смачной заслушаться можно ругани Черного Убальдо, сгинувшей вместе с остатками сонливости.
Вион сидел у костра и помешивал кашу, спасая завтрак от пригорания. Вид у молодого нэрриха был голодный, жалкий, но не безнадежный, поскольку он интересовался пищей, принюхивался и облизывался. На Кортэ, почти лысого, ощетиненного смешной рыжеватой небритостью, Вион поглядывал иногда и искоса, не решаясь беспокоить.
Вроде бы сегодня обошлось, осторожно предположил Вион.
Как же! Обгадился ты крепко, когда хапнул наживку. Теперь ничего не обойдется просто так, не надейся, прямо сообщил Кортэ. Резко сел. Ну на кой ты мне сдался? Дел по горло, а ты в это вот самое горло вцепился пиявкой.
Прости
Второй раз? Как ты себе представляешь это? Засранец ты, а я вроде мамки, вынужден пеленки менять и сказки сказывать, огорченно признал Кортэ и принял свою порцию каши. Быстро уничтожил пищу, кивнул. Нормально, но меда ты пожалел.
Сколько было Скажи, а что я делал ночью? Уже год я понятия не имею, что творю, когда угаснут все звезды.
Сегодня ты трепался, врал и обещал мне золотые горы, хмыкнул Кортэ. Знаешь, ты не безнадежен, я это говорил?
Да.
Как я думаю, будь ты дерьмо полное, эта дрянь уже схарчила бы тебя. Но вы с ней не одно и то же. Она взяла посильное и не смогла выжрать остальное. Как говорил Убальдо? Нет в твоей душе достаточно большого и вовсе пустого сосуда, годного вместить непроглядную тьму в её нынешнем виде, неразбавленном. Значит, убивать тебя пока не за что. Надо спасать. Если ты сам того желаешь.
Желаю, подтвердил Вион. А кто такой Убальдо?
Наш с тобой личный святой, хмыкнул Кортэ. Если б не он, лежать бы одному из нас у этого костра с перерезанным горлом. Потому что тьма сильна, но и мой страх поначалу был не слабее Пока я не понял, что дрянь не читает мои мысли и даже не знает того, что ты рассказал мне вечером. Значит, она не всемогуща и вдобавок отделена от тебя. Ты не ведаешь, что она творит ночами, но и ей не легче: она понятия не имеет, что ты делаешь днем.
Хоть так, осторожно улыбнулся Вион.
Именно, или я вовсе уж влип, и ловушка не по моим силам, раздумчиво предположил Кортэ, изучая глаза Виона темные, но вполне обычные, отражающие блики рассвета. Ночами тебя скручивает крепко. Знаешь, сперва я струхнул, решил: тьма явилась за мной и тянет в сети, взвесив мои грехи. Эта тварюка басила и стращала, да еще и родной ветер не вздохнул ни разу, словно помер. Но потом Я затеял торг. Гниденыш поддался, как дешевый лавочник. И вот в чем я после разговора уверен, по порядку Он тот, кто заодно с Басом не гранд, не служитель и не дон, а всего-то шваль из торговых. Он распоряжается немалыми деньгами и имеет в деле интерес. Он страшится происходящего не меньше, чем я. И, пожалуй, желает заключить найм с обманом тех, кому должен служить. Потому что сам, повторю, перепуган до судорог. О золоте он говорил, как ростовщик. Обо мне наслышан, даже опасается вежливо так, настороженно и с надеждой Если сдержит слово, если его самого не прижмут, впереди у тебя, малыш, три-четыре ночи спокойного сна. Пока все.
Ты столько узнал за ночь, поразился Вион, взирая на Кортэ с детским восторгом.
Где черти носят Оллэ? вопросил Кортэ розово-синие небеса, почти надеясь в ответ разобрать ругань Убальдо, мысленно причисленного к самым толковым святым.
Он шел на север, когда я отстал, неуверенно сообщил Вион, собирая вещи и свистом подзывая коня.
Ты столько узнал за ночь, поразился Вион, взирая на Кортэ с детским восторгом.
Где черти носят Оллэ? вопросил Кортэ розово-синие небеса, почти надеясь в ответ разобрать ругань Убальдо, мысленно причисленного к самым толковым святым.
Он шел на север, когда я отстал, неуверенно сообщил Вион, собирая вещи и свистом подзывая коня.
Не свисти, и так денег нет, поморщился Кортэ, щупая кошель. Черт! Сто тысяч в слитках Прилично. Как бы мне сообразить: у кого в столице лежит в подвалах эдакое сокровище, да не одно, не последнее?
Вы поедете верхом, учитель? вжимая голову в плечи, уточнил Вион.
Кортэ, усмехнулся рыжий, хлопнул коня по шее и зашагал к дороге, не сделав попытки занять седло. Ну, надумаешь льстить, зови меня, как я звал Ноттэ, полным именем родного ветра, то есть Кор Так меня никто не зовет. Знаешь, я, черт меня дери, тщеславен, этого греха уж вовек не избыть, сам вижу. Учить тебя я не намерен. Гнать тоже. Сегодня идем без спешки, но и без привалов, я буду думать. Это для меня трудно, голова трещит Но иначе нельзя. Так, начнем. Что мы знаем о семье Коннерди? Ну, их денежки я учесть способен, ста тысяч в живой монете там и близко нет, но к ним благоволит кое-кто жирнозадый, и если пройтись по окружению