В жаркой кухне возился Саидка напевая свою :
Это было в Кашгаре
На конном базаре
Там я встретил китаянку
Красавицу
Последние слова Эртени так никогда и не мог разобрать как не прислушивался, может какое-нибудь слово с китайского, которое Саидка пожелал перевести или же не мог, или же пожалел рифму.
Это было в Кашгаре
На конном базаре
Однако же эти Кашгары и базары продолжались и Эртени не выдержал:
Красавицу
Последние слова Эртени так никогда и не мог разобрать как не прислушивался, может какое-нибудь слово с китайского, которое Саидка пожелал перевести или же не мог, или же пожалел рифму.
Это было в Кашгаре
На конном базаре
Однако же эти Кашгары и базары продолжались и Эртени не выдержал:
Прекрати Саидка, все нервы истрепал! Лучше расскажи мне о брате Картуша.
А что можно рассказать, мальчишка и есть мальчишка.
Так подожди, мальчишка то выходит из молодых да ранних?! И глаз успел уже где-то потерять, и старший брат его не любит допускать в свои дела!
А, это старший брат по отцу. Последнее время я его нигде не вижу, но Картуш должен знать куда он уехал?
Эртени не поев, сразу улегся на диван. Из ночного разговора он совершенно неожиданно узнал о черном рынке и что там торгуют всей контрабандой и награбленным: и весьма интересно что ведется незаконная торговля под вполне законной вывеской, и что Саидка одно время весьма преуспевал.
В ходе беседы Эртени без всяких обиняков (ведь Картуш его ограбил) и без всяких уловок «займи» и тому подобное сказал, что денег у него ни су, а ему они очень нужны.
Немножко добродушный китаец обещал дать.
Глава Х. Пустота скитаний
Каждый новый день, вставая с подъемом Саидки, Эртени чувствовал голод и усталость после вчерашних поздних хождений. Но как всегда говорил Саидка: упражняться с ощущением слабости приносит наибольшую пользу. Движения замедляются, появляется возможность для более точной отработки тех или иных ударов. И действительно после возвращения сил Эртени себя чувствовал в превосходной форме и перед обедом у него получалось намного лучше, чем утром.
После же обеда обычно до самого позднего времени он уходил в город, все больше получалось что бесцельно бродить, хотя всегда находился повод, как например в субботний день, потраченный на ничего не давший приход к Ковалоччо. Его не было дома.
Эртени не мог себе позволить ездить на наемных экипажах и потому неудачный поход занял у него весь день. Однако же такие расхаживания нисколько не отягощали и даже наоборот становились все более увлекательными по мере того как Эртени все больше познавал этот замечательный город, про который кто-то правильно выразился (в одном из питейных заведений с диспутами) что Париж это страна в стране. Эртени любил посещать эту харчевню, главным образом чтобы послушать собирающихся там краснобаев, непременно заводящих интересные политические споры и даже иногда диклорирующие вслух свои стихи.
Париж город действительно разноликий: здесь слушаешь про «наших Камизаров», а пройди чуть по улице далее вглубь и попадешь в грязный притон, где стоит посидеть лишь из интереса. Собираются там все больше люди дна и их нравы и арго достойны внимания любознательного человека. Но самые интересные притоны бывают конечно те, которые как в разверзшееся чрево уходят вниз. Там и атмосфера самого заведения как-будто придает идеальный колорит неестественной освещенностью, да и хотя бы одним уже соседством с клоакой11. Люди дна, на дне себя чувствуют как нигде лучше, и вследствии этого естественно.
Свои посещения столь неблагополучных мест, а главное свой интерес к ним Эртени оправдывал поисками сведений, но велись они довольно пассивно.
Больше всего Эртени любил после утренней усталости сходить отдохнуть в парк Монсо, находящийся не так далеко, и до которого путь проходил через приятные глазу улицы и площади. В парке он засиживался подолгу, но чаще всего гулял по чистым аллеям, пока не становилось настолько темно, что пора было возвращаться.
В следующий раз к Ковалоччо Франсуа заглянул, когда тот по всем расчетам уже должен был переехать на Планш-Мибрей, и на свою удачу застал его дома. Экономка тетушка Антиген провела его на второй этаж к квартире, соседней с трехкомнатной.
Ковалоччо был казалось рад его приходу и сразу же извинился за то, что его не было тогда утром. Франсуа и не сердился, но воспоследовавшие за извинениями объяснения нисколько не удовлетворили его, даже наоборот разочаровали. Оказывается оставшись ночевать у хозяев этот слюнтяй так и не смог себя заставить рано подняться, а вернулся из гостей только днем.
Сейчас Ковалоччо был не против загладить свое неловкое виноватое положение состязанием на шпагах и поэтому сразу же предложил выбрать лучшую.
Забывчивость итальянца на счет порученного ему прежде задания не предвещала ничего хорошего.
Не забыл еще? спросил его Ковалоччо, вставая в стойку.
Однако фехтование не лезло ему в голову и он как-то даже невнимательно отбивал новые неизвестные ему удары, как его друг в них не изощрялся. Наконец Ковалоччо надоело для самого себя просыпать свой «бисер» и расстраиваться при этом, поэтому он сразу и предложил бросить; перейти на разговоры.