Судили шорника Ходырева за хищение приводных ремней из паровозоремонтных мастерских. Темнолицый, с маленькой головкой на кадыкастой шее, он понуро стоял на эстраде под охраной милиционера из бывших латышских стрелков. Свидетелей, видимо, успели допросить и вывести из зала во избежание возможных инцидентов.
Два дня назад Свечников присутствовал на объединенной сессии губчека, военно-транспортного трибунала и бюро угрозыска. Речь шла о том, что случаи шпионажа и контрреволюции пошли на убыль, зато резко возросло число преступлений на должности: лишь за минувшую неделю судили троих кладовщиков, торговавших похищенным со складов мылом и минеральным маслом, корейца из табачной артели за спекуляцию спичками, и начальника карточного бюро при городском потребобществе за продажу и незаконное распределение талонов на питание в столовых потреб-общества. Дело Ходырева относилось к этой же категории. Шорничал он на дому, а трудовую повинность отбывал сторожем при тех самых мастерских, которые обворовывал.
Продолжаете ли вы, обратился к нему судья, настаивать, что для конской упряжи, пошитой вами как надомником, вы целые ремни не трогали, воровали одни обрезки?
Продолжаю, подтвердил Ходырев.
А вот свидетель Лушников показал, что не одни обрезки.
Так он сам кладовщик, Лушников-то. Он вам еще не то покажет, чтобы недостачу на меня списать.
Иначе говоря, вы обвиняете свидетеля Лушникова в воровстве. Можете доказать это фактами?
Могу. Он прошлый год из Вятки голый приехал, а теперь у него квартира со всей обстановкой и попугай в клетке.
Ты этого попугая видел? оживился кавказец.
Один раз видел.
Большой? Маленький?
Вот такой, показал Ходырев.
Большой. И что за порода?
Не знаю.
Бывают попугаи ара, бывают какаду, хохлатые. Этот какой?
Ара, ара, подсказал отцу младший Ходырев.
Тот повторил:
Ара.
Ара! Ара! передразнил кавказец. Вы кто? Грузины?
Почему грузины? удивился судья.
Они всегда говорят: ара, ара! «Нет», по-ихнему. Упрямая нация! Что им ни скажи, ни с чем не соглашаются.
Такие люди есть в каждом народе. Национальность тут ни при чем, заметила Ида Лазаревна.
Значит, без хохолка? уточнил кавказец у Ходырева.
Без.
Э-э, дорогая птица!
Хохлатые дешевле? заинтересовался судья.
Спрашиваете! Предлагаю направить комиссию на квартиру к свидетелю Лушникову. Если попугай есть, надо разобраться, на какие средства приобретен. Если нет наложить на подсудимого двойное наказание.
Двойное-то за что?
За обман. У хана Аммалата был такой закон.
Ссылки на законы свергнутых правительств запрещаются, напомнила Ида Лазаревна.
Ходырев, почувствовав поддержку, повернулся к ней.
Ей-богу, барышня, обрезь только и брал!
Обрезки, между прочим, сшивают, ответила она холодно, демонстрируя объективность.
Упряжь-то не нужна, что ли? озлобленно выкрикнул паренек с зырянским носиком.
Судья велел ему замолчать и сказать спасибо, что дело его отца ведет народный суд, а не военно-транспортный трибунал. Мастерские-то паровозоремонтные!
Паренек с клоунскими ужимками начал класть поясные поклоны, повторяя:
Спасибо, спасибо, люди добрые! Век не забудем!
Сядь! заорал на него судья.
Свечников не выдержал и встал.
Товарищ судья, могу я выступить?
Нет, не можете.
Почему? Он имеет право! вмешалась Ида Лазаревна. По декрету о народном суде в слушаниях могут принять участие один защитник и один обвинитель из числа присутствующих на заседании.
Из кармана гимнастерки Свечников достал вчетверо сложенный тетрадный листок, развернул.
Это письмо поступило к нам в редакцию из Кунгурского уезда. Разрешите зачитать?
Он прихватил его с собой, узнав по телефону, какое дело первым будет рассматриваться после обеда.
Свечников из «Власти труда», пояснила Ида Лазаревна судье.
Как мне вас в протокол вписывать? обреченно спросил судья. Как защитника или как обвинителя?
Я зачитаю, а вы после сами решите «В декабре одна тысяча девятьсот восемнадцатого года, при эвакуации красных войск со станции Буртым был выброшен кем-то из вагона маховик с валом кривошипа от двигателя внутреннего сгорания. Прошло полтора года, поехали с женой в копторг и увидели: полтора года прошло, а маховик с валом кривошипа лежит, как лежал, на станции Буртым, когда в республике кругом нужда. Муки нет, мыла нет, машина где-то стоит в бездействии, а маховик лежит. С комприветом Семен Кутьев».
И что? не понял судья.
А то, что пока паровозов нет, и муки не будет. В Сибири хлеб гниет, а мы его на Урал вывезти не можем, в паровозоремонтном депо станки не работают из-за отсутствия приводных ремней. Из них, видите ли, вожжей понаделали. Дикари мы, что ли?
Надрывая душу, заверещал ходыревский младенец.
Не щипи ты его, женщина, не щипи! сказал кавказец. Я тебя и так жалею.
Дожидаться вынесения приговора Свечников не стал. Это дело уже не представляло интереса, до начала следующего он вышел на улицу покурить.
Отсюда, с горы, хорошо просматривалась вся центральная часть города. «В царство злата бедный вход», написал о нем сто лет назад поэт Вяземский, из которого местные интеллигенты одну эту цитату и знали. Подразумевалось, что город стоит у порога Уральских гор с их несметными богатствами, но сам остается нищим.