Он крутит, он хитрит, он собирается вывернуться – нет! Я тоже способен на хитрость. – Так вы теперь признаете, что он был вашим подчиненным?
– Ничего подобного, – огрызнулся Фордрозда. – Нас ничто не связывало, кроме общих интересов во благо Империи.
– Ничто не связывало. Адмирал Хессман, вы это слышали? Каково ощущать, что тебя закалывают со столь неподражаемой плавностью? Держу пари, вы даже не почувствовали лезвия ножа, пока оно не вошло вам в спину. Знаете, и так будет до самого конца.
Глаза Хессмана вылезли на лоб. Он вскочил на ноги. – Нет, не будет! – прорычал он. – Ты затеял это, Фордрозда. Если я свалюсь, так и тебя захвачу с собой! – Он указал на Фордрозду. – Он подошел ко мне в Зимнепраздник и захотел, чтобы я передавал ему самые свежие данные СБ насчет сына Форкосигана...
– Заткнись! – безнадежно выдавил из себя Фордрозда, в чьих глазах горела ярость: получить такой удар в спину было уже слишком. – Заткнись... – Его рука скользнула под алую мантию и вынырнула оттуда с чем-то блестящим. Он навел прицел игольника на присевшего адмирала. Замер. И уставился на оружие в своей руке так, словно это был скорпион.
– Так кто теперь нарушает регламент? – мягко передразнил его Майлз.
Барраярская аристократия все еще оставалась кастой военных. Смертельное оружие, обнаженное в присутствии императора, заставило сработать глубинный рефлекс. Два или три десятка человек рванулись со своих мест.
Только на Барраяре, подумал Майлз, стоит тебе достать заряженный игольник – и люди толпой кидаются на тебя, а не в стороны. Остальные бросились между Фордроздой и императорским возвышением. Фордрозда отвел прицел от Хессмана и повернулся лицом к своему истинному мучителю, подняв оружие. Майлз стоял, замерев как столб; крохотный черный глазок игольника приковал его к месту. Как это завораживает: такой узкий вход в необъятную адскую дыру...
Тут Фордрозда оказался погребен под лавиной сбивших его тел в развевающихся красных мантиях. Честь первого удара, повалившего его на колени, досталась Айвену,
Майлз стоял перед своим императором. Зала утихомирилась; недавние обвинители Майлза были спешно выпровожены под арест. Теперь он предстал перед истинным трибуналом.
Грегор беспокойно вздохнул и жестом подозвал к себе Лорда-Хранителя Спикерского круга. Они коротко посовещались.
– Император просит и требует часового перерыва, дабы изучить новые свидетельские показания. Понятыми будут граф Форволк и граф Форхалас.
Все они цепочкой проследовали в личную комнату императора за помостом: Грегор, граф Форкосиган, Майлз с Айвеном и оба свидетеля, выбранные Грегором по весьма необычному принципу. Анри Форволк был одним из немногих ровесников Грегора среди графов и к тому же его личным другом. Майлз полагал, что тот был ядром нового поколения императорских сподвижников. Неудивительно, что Грегор пожелал иметь его поддержку. Но граф Форхалас...
Форхалас был самым старым и непримиримым врагом его отца – с тех пор, как оба его сына погибли, приняв не ту сторону во время мятежа Фордариана, восемнадцать лет назад. Взглянув на него, Майлз почувствовал себя нехорошо. Именно сын и наследник графа выстрелил однажды ночью в окно особняка Форкосиганов гранатой с солтоксиновым газом, пытаясь столь сложным образом отомстить за смерть своего младшего брата. И тоже оказался казнен за измену. Не усмотрит ли граф Форхалас в заговоре Фордрозды возможность закончить дело, отомстить с идеальной симметричностью – один сын за другого?
Однако Форхалас был известен как честный и справедливый человек – и столь же легко Майлз мог представить, как тот встает на сторону его отца, испытывая презрение к выросшему на ровном месте заговору Фордрозды.