Пусть поменьше о камерах треплется, пробурчал Гастрыч. Ни одной ходки за плечами. Только лежка
А как там наши посевы? игривым и потому отвратительным ввиду ее сложения голосом спросила Краснобрызжая, желая погасить конфликт.
Конфликт угас быстро. Оранжерея интересовала всех. За ужином-обедом употребляли отвар малого калибра, с утра приготовленный младшим Артуром Амбигуусом. И все убедились, что призраки закалились: стали сильнее физически, да и духом покрепче; сохранялись дольше, вели себя нахальнее, когда позволяли, но в то же время выказывали усиленную волю к повиновению. Их растущая наглость не распространялась на прототипов, ибо те подсознательно представлялись им богами.
Завтра мы вместе пойдем на твою поляну, шепнул студенту Гастрыч. Надо собрать всё. Понимаешь? Всё. Что не сварим, то засушим. Заморозим, спечем, спрессуем в брикеты неважно.
Пушку прихватите, посоветовал младший Артур.
Я им армию выставлю, успокоил его сосед. Поставлю раком, и всех заставлю вкалывать, а после порву. Они будут грелками, а я Тузиком.
На первый взгляд пашня казалась прежней. Принесли лупу, но и та не помогла то ли мелкий помол, то ли шариковые зародыши.
А микроскопа у тебя нет? раздраженно спросил Гастрыч. Не упустить бы спорообразование.
Завтра будет, пообещал Артур Амбигуус-старший. Я возьму на работе. У нас некого микроскопировать.
Не надо спешить с такими вещами, вмешался Извлекунов. Небось, валяется в загашнике какое-нибудь старье, с колотыми-битыми линзами. Коли смотреть не на что. Я сам принесу микроскоп, оповестил он собрание. Это будет настоящая вещь. И предметные стекла, и красители что угодно. При желании сумеем и блоху подковать, и гонококка.
Гонококка без мелкоскопа можно, заметил Гастрыч, в очередной раз обнаруживая знакомство с отечественной классикой. Он сделал это уважительным употреблением слова «мелкоскоп».
Кушаньева, работавшая в лаборатории при детской поликлинике, взяла щепоть землицы, высыпала на ладонь и стала водить насобачившимся носом.
Пахнет грибами, заявила она с твердой уверенностью. Как в лесу, знаете? На рассвете, на исходе августа или июня
Поэтично, с этим не поспоришь. Вы анализами занимаетесь? уточнил Извлекунов.
В основном, да. А что такое?
Да нет, ничего смертельного. Погибло обоняние. Тут пахнет так, что скоро и взаправду ментов позовут: решат, что кто-нибудь умер и разлагается
И что же вы так ментов боитесь? поразился Гастрыч. Ну, приедут. Ну, не найдут они тела. И уберутся восвояси.
Какого тела? старший Амбигуус вдруг насторожился.
Убиенного, мертвого, спокойно ответил тот. Нет его, и не было. Все сидят и чинно ужинают. В чем дело, товарищи? У нас плохо пахнет? Так и у вас не лучше. Побывал я однажды в одном дому, запомнилось на всю жизню
Ключевой сидел на корточках, ковыряясь в земле.
Вот! неожиданно воскликнул он, выколупывая круглый шарик, бесспорный гриб. И вот! И вот!
Грянули аплодисменты.
Перезимуем, уверенно пошутил Гастрыч.
А Краснобрызжая, стоявшая посреди настила и качаясь, как бычок, подпрыгнула от радости, да так, что переломила его, досточку, напополам.
16. Тридцать три богатыря и Батька грибной
Все повторялось: и раннее утро, сулящее день, неизвестно еще какой; и запах грибов, и пение невидимых птиц. Наверное, это были малиновки, снегири, вороны, кукушки и дятлы. Младший Амбигуус абсолютно не разбирался в птицах. Все было впервые и вновь. «Ты помнишь, как все начиналось», тихонько напевал себе под нос агрессивно настроенный Гастрыч.
«А жаль, прикидывал Артур Амбигуус. Если в грибах столько полезного, то сколько же в птицах?»
Гастрыч устроился рядышком, на пригорке, одетый в тельняшку с закатанными рукавами. Руки у него сливались с тельняшкой, покрытые темно-синими татуировками. В траве лежала плотно закупоренная бутыль с отваром третьего уровня: туда молодой Артур добавил самую концентрированную лесную порцию. Поперек Гастрыча лежал лом.
Амуниция тоже удваивается, но не всякая, рассуждал Гастрыч вслух. Одежда почти все всегда удваивается, а вот я еще нож положил в карман, и сотню рублей так черта с два. Очень рассчитываю на лом.
Так попробовал бы.
Они с соседом давно перешли на «ты» без ритуального брудершафта.
Продукт экономил, крякнул тот.
Досадно, кивнул меньшой Амбигуус. Иначе бы мы просто напечатали денег и зажили, как люди. Скупили бы этот лес на корню. Сколько здесь псилоцибинов-галлюциногенов!
Люди, повторил Гастрыч. Ты разве видел людей? Э, какие твои годы Людей их, знаешь ли, пожалуй, и нет на земле.
Из ближайшего малинника коротко посвистели.
Шагайте сюда, позвал Артур Амбигуус.
А мы и шагаем, ветви раздвинулись, и в наркотический мир, не заселенный лесом, протиснулся бритый череп руководителя грибной группировки. Он был одет в кожу сразу на щуплое, голое, примитивно разрисованное, тело. Череп был татуирован боровиком. Ты разве нам указ? Ты у нас масть держишь? Святая борзота!..
Следом за предводителем из безобидного, казалось, малинника, где ясными летними днями трогательные дочки-матери собирали в бидоны ягодки, потянулся головной состав: цельный питон из рядовых звеньевых и ударных фрагментов. Вчерашнего дежурного не было, он отгуливал заслуженный выходной. И нынешнего не было: он отлучился по просьбе Гастрыча. При виде Гастрыча, уточним. Предельно уточним: после попытки конфликта с Гастрычем.