Глава 4. Влипла
На улице, поросшей гусиной травкой, важно вышагивала домашняя птица. Возле соседней избы-близнеца перебирала копытами белая коза и косила на нас любопытным глазом.
Антисанитария! Тараканы даже по столу разгуливают! накинулась я на Прохора, когда он, ничего не понимающий, выбежал за мной.
Аки без тараканов? растерялся Ефремов. Чай оне к зажиточности. И таракановка дюже справная, с ног сшибат.
То-то вы разжились, презрительно ухмыльнулась я. У нас в подвалах, где обитают бомжи, чище и богаче.
Чево-сь? не понял мужик и поскреб в затылке.
О вшах и водке с изысканным названием «Таракановка» думать не хотелось, я обречённо махнула рукой, мечты быстро обогатиться улетучились. Значит, в данной ситуации подойдёт скрупулезный и пошаговый план, но для него необходимо узнать, куда я попала: в параллельный мир или прошлое. Если в прошлое, то в какой век?
Ваше мнение о Петре Первом? пришло на помощь внутреннее Я.
Петр Алексеич преставился, откликнулся Прохор. Полно, ох, полно он душ загубил!
А кто сейчас на престоле? мое подсознание в надежде на прибыль работало с энтузиазмом, достойным успешного предпринимателя.
Супостаты подпихнули Анну Иоановну, загрустил Ефремов, а она Расею изничтожает.
Анна Иоановна? Не помню! Что-то слышала о ней на уроках истории. Но что?
Внезапно замычала корова, я вздрогнула и увидела, что, собравшись в стайку, на меня с любопытством смотрят голоногие ребятишки лет пяти-шести в длинных, до колена, холщовых рубашках. И тут я им позавидовала отличная экология, сыты, одеты, родители рядом и никаких налогов, жилищных поборов и шокирующих ценников!
Кыш! шикнул на зевак абориген. Мальчишки засмеялись и разбежались в разные стороны, а у меня сжалось сердце. Как там мои дети?
Расскажи о царице, попросила я и, повертев по сторонам головой, увидела поваленное бревно под слепым оконцем ефремовской лачуги. Сядем, и расскажи. Обо всём расскажи.
Аки любопытно? улыбнулся Прохор и тяжело плюхнулся рядом.
На этот раз уроки истории обещали быть интересными.
Немцы Расеей правят, уныло начал повествовать он. Нонеча Бирон, полюбовник ейный, злобствует, казну царску растащили, не только бояр за недоимки, а и простой народец на каторгу засылают, изводят изрядно, в остроги садят. Нас, тягловых, черносошенных, оброками и податями заволокли, бумаги поганы пишут, аки пращуры наши крепостными были, и в крепость берут. Держимся покамест, но что дале будет, не ведам. Ужели про оно Василий не сказывал? Говор дюже у тебя диковинный.
Значит, я в прошлом, а передо мной черносошенный, то есть, свободный крестьянин. Прошлое это хуже или лучше параллели?
Сказывал про оно, сказывал, взяв себя в руки, закивала я и прикусила губу. Если хочу добиться успеха, надо переходить на их тарабарский язык. Хорошо ещё, что изъясняются не так запутанно, как написано в прабабушкином молитвослове, иначе бы мне конец. И ещё повезло, что я явилась сюда не в джинсах!
Говор? внезапно изрекло моё второе Я. Говор с севера, там так говорят.
Василий-то тутошний, раскрыл рот Прохор. У него оказались крепкие, не тронутые кариесом, зубы.
Я поняла, что сморозила глупость, но, слава Богу, послышался цокот копыт, в конце улицы показался всадник. Пригнувшись к крупу белой лошади, он, как угорелый, несся по деревенской дороге, пыль расстилалась за ним шлейфом.
Боярин тутошний, Оболенский, быстро проговорил абориген и встал, чтобы поклониться. Я осталась сидеть на бревне.
К удивлению крестьянина, возле нас всадник остановился. Спешившись, он похлопал коня по холке и всем корпусом развернулся.
Я во все глаза уставилась на боярина, видеть такое чудо приходилось впервые. Во-первых, он был красив и молод: вьющиеся черные волосы, усы, бездонные очи, благородный овал лица, прямой нос, выше среднего роста, стройный. Во-вторых, у него была особая харизма, а вот одет. почти так же как и Ефремов, только кремового цвета рубашка из шёлка со сверкающими камушками на кокетливом воротнике, вышитая золотыми нитками на груди затейливым орнаментом, штаны из тафты, шпага и мягкие кожаные сапожки отличали дворянина от землепашца.
Это кто? строго спросил у Прохора Оболенский и смерил меня высокомерным взглядом.
Из Кирилловки девка, Григорий Михайлович, кланяясь, потупил глаза крестьянин. Василья Петрова дщерь.
Это кто? строго спросил у Прохора Оболенский и смерил меня высокомерным взглядом.
Из Кирилловки девка, Григорий Михайлович, кланяясь, потупил глаза крестьянин. Василья Петрова дщерь.
Ужели? хмыкнул боярин. Моя ухоженная внешность горожанки из двадцать первого века не вызвала у него доверия. Как величать?
Марией, промямлила я, Валенти мммм Васильевной.
Што Мария Васильевна делает в твоей избе? поинтересовался местный олигарх и осуждающе посмотрел на Ефремова. В полюбовницах али в холопках ходит?
Сёдни на озере повстречалась, оторопел тот. За мной увязалась.
Што увязалась-то? поднял брови Григорий Михайлович.
На гуслях я бренькал. Грит, песня ей приглянулась. Дык у самого сумнение имеется, завирается Машка.