Вы просто волшебник, воскликнула потрясенная соседка, принимая обратно обновленную вещь, Как вам это удалось? Я даже не думала, что у вас получится. Я уже думала, что все кончено. Что она совсем свое отслужила. Что новую покупать придется. А вы, посмотрите, как все ладно приставили. Теперь она еще лет пять простоит. Вы знаете сколько ей лет? Ей же невозможное количество лет. Теперь таких не делают. Теперь такой и не купишь. Сейчас все больше пластмассовые льют. А эта, поглядите, железная. Её и запаять можно, если что. Правда ржавеет. Но с этим ничего не поделаешь. Все железное ржавеет, правда? Но если правильно пользоваться, то и ржаветь не будет. Как думаете, пять лет простоит еще или нет? Я думаю, что вполне протянет.
Дай бог, дай бог, скромно ответил Тимофей Иванович и поспешил удалиться от дальнейших проявлений благодарности и неугомонной женской суеты.
Дай бог, дай бог, скромно ответил Тимофей Иванович и поспешил удалиться от дальнейших проявлений благодарности и неугомонной женской суеты.
«И почему бабы такие болтливые, размышлял он, бережно прорежая чрезмерно раскустившуюся клубнику, Это же невозможно, до чего болтливые. И причин нет, чтобы болтать, а все одно болтают. Все оболтать нужно. Откуда только слова берут?»
Как они не понимают, осмыслял он, что и без слов все давным-давно понятно. Не надо никаких слов, чтобы ясное видеть. Что хорошо, то хорошо. Что плохо, так то плохо. Зачем облекать очевидные вещи в поток бессмысленных слов? Зачем выплескивать столько энергии и сил по ничтожным поводам? Вот растения, никаких слов им не надо. Посмотришь на них и все видно: что им надо, чего они хотят, чему радуются. Просто и ясно. Кто видит, тому никаких слов не нужно.
«Погоди, друг мой, прервал он свои рассуждения, сейчас я этого жука с тебя уберу. Ишь обжора. Нельзя тут яйца откладывать. Иди прочь. Присоседился. За оградой живи. Вот так, вот так, Тимофей Иванович твердой рукой отправил вредителя в ведро, разрыхлил почву вокруг куста, полил под самый корешок и улыбнулся, Теперь полегче будет. Листочки расправим, комочки стряхнем. Расти, пушистый, радуйся. А тут у нас что»
Тимофей Иванович, раздался сбоку звонкий голос соседки, Тимофей Иванович, можно вас на минутку.
Садовод нехотя поднялся.
Ну, что у вас там еще? спросил он.
Подойдите сюда, пожалуйста, Тимофей Иванович.
Пришлось подчиниться. А что сделаешь?
Тимофей Иванович, это вот вам, угощайтесь, довольная собой Ираида Павловна решительно протянула через ограду глубокую тарелку, накрытую чистой полотняной салфеткой, Я пирожков напекла, пока вы паяли. С капустой и с яблоками. Вы паяете, я пеку. Так что, угощайтесь. Не знаю уж, как получилось. Без печки все-таки. На плитке. Но с пылу с жару. Чем богаты, как говориться.
Ну, что вы на самом деле, смутился старик, принимая угощение.
Ничего, ничего, попробуете скажите. Не все время работать. Иногда и поесть не грех.
Ну, раз такое дело, то прошу ко мне на чай, выдавил он из себя галантное приглашение.
Грех отказываться от такого предложения, весело ответила бойкая соседка.
* * *
Садоводство «Луч», где садоводом состоял Тимофей Иванович, начитывало не более ста участков и располагалось на землях бывшего совхоза, канувшего в лету в первые постперестроечные годы, как нерентабельное. От него садоводам досталась трансформаторная будка, живописный пригорок на берегу реки и железобетонная надпись «Светлый путь» на зеленом каменном постаменте, некогда предваряющая въезд на совхозные земли, а теперь служащая унылым прикрытием большой вонючей мусорной кучи, образованной новыми земледельцами.
С ликвидацией совхоза для жителей близлежащей деревни практически не осталось работы. Испокон веков обитавшие на соседнем пригорке деревенские теперь вынужденно кормились со своих огородов. Многие потихоньку ремесленничали: кто по столярному делу, вытачивая незамысловатые оконные рамы и двери, кто по строительному, срубая неприхотливые баньки из ворованной древесины. К садоводам они относились весьма сдержанно. За своих не считали, посмеивались над их натужными стараниями привнести научный подход в сельскохозяйственное производство, и старались в меру своих сил и возможностей извлечь из навязанного соседства максимальную для себя выгоду. Летом прижимисто торговали молоком и дровами, зимой периодически «бомбили» незадачливых домовладельцев, выгребая из хрупких садовых домиков различный бытовой хлам, вывезенный из городских квартир.
До ближайшей железнодорожной станции приходилось идти километра три вдоль пустынного шоссе, уходившего в сторону от оживленной трассы. Два раза в день по нему проходил одинокий автобус до дальних деревень, да иногда стремительно проносились на иномарках состоятельные дачники.
Участок Тимофея Ивановича находился на склоне холма с края у леса. В этом месте лесополосу, занимающую водоохранную зону, рассекала проселочная дорога, ведущая через все садоводство к берегу, и с него открывался замечательный вид на излучину реки. Но главное он целиком прогревался солнцем практически весь световой день, и в этом состояло главное его достоинство. Тень от высоких сосен не доходила до посадок Тимофея Ивановича и застревала на крайнем участке Ираиды Павловны.