На седьмой критический год совместной жизни жена стала конючить, что она думала, что я настоящий мачо, а я оказался хрен знаешь кем. Я не вожу и не обслуживаю машину, не ремонтирую ванную комнату, жалуюсь на тяжелую жизнь и болезни, заставляю ее редактировать литературные опусы, сбросил на хрупкие плечи финансовые дела, не ору грудным басом и не ругаюсь матом. Брак оказался на грани разрыва.
Я подумал и пообещал напоить коня Тихона, надеть черную бурку и уехать на Кубань. На Кубани я закричу в степи: «Э-ге-ге-гей», и все наладится.
Потусторонние силы
Чтобы написать что-нибудь стоящее, должны подействовать потусторонние силы. Приход их неожидан и зависит от каких-то внутренних причин до конца неизвестных человеку. Силы могут появиться ночью в туалете, на работе в момент правки годового отчета, в момент еды, когда засовываешь в рот мозговую косточку, когда обнимаешь (и не только) любимую женщину, когда спишь, бежишь, едешь или плюешь вниз с семнадцатиэтажного дома.
Без прихода потусторонних сил процесс творчества бессмыслен, ибо будешь, как дурак, бесконечно пыхтеть и мурыжиться, но даже строчечки не родится. Точнее сказать родится. Напишешь шестьсотстраничный роман или опус на четыреста тысяч знаков, но реакция публики будет отрицательной. Закидают помидорами или промолчат.
Если же потусторонние силы пришли, то даже от написанного абзаца получишь море удовольствий, и от реакции достопочтенной публики это не зависит.
Комментарии в ЖЖ
Сергеев так привык, что под его постами в ЖЖ всегда оставляют комментарии, что сильно расстроился, когда под свежей записью не обнаружил ни одного замечания читателя. Он пришел домой, лег на кровать, уткнулся в подушку и заплакал. Ему казалось, что больше ничего существенного написать не получится, потому что все от Сергеева отвернулись. Стоит ли вообще писать, если это не приносит радость общественности, если эти родные и милые буковки не сложились в значимый текст, а обратились сущей ерундой, да так, что отвратили друзей? Теперь каждый может ткнуть в его сторону пальцем, потому что этот прокол был хоть и первым, но очень болезненным.
Комментарии в ЖЖ
Сергеев так привык, что под его постами в ЖЖ всегда оставляют комментарии, что сильно расстроился, когда под свежей записью не обнаружил ни одного замечания читателя. Он пришел домой, лег на кровать, уткнулся в подушку и заплакал. Ему казалось, что больше ничего существенного написать не получится, потому что все от Сергеева отвернулись. Стоит ли вообще писать, если это не приносит радость общественности, если эти родные и милые буковки не сложились в значимый текст, а обратились сущей ерундой, да так, что отвратили друзей? Теперь каждый может ткнуть в его сторону пальцем, потому что этот прокол был хоть и первым, но очень болезненным.
Сергеев проплакал полчаса. Потом посмотрел на себя в зеркало и решил навсегда уйти из ЖЖ. Пусть эти зазнайки, эти ленивые упыри навсегда лишатся его пылкого и легкого пера. Тогда они поймут, чем для них был Сергеев, что он значил для литературного процесса. Ведь только он один мог завести публику, раскачегарить её до полного кипения, зажечь её глаголом и направить в нужное русло, да так что все культуртрегеры столицы были ему за это благодарны.
Потом Сергеев умылся и решил из ЖЖ не уходить. Да черт с ними, с этими читателями. Небось, сидят сейчас и ржут над Сергеевым. Назло им он не уйдет. Он не даст врагам повода торжествовать. Ради Великой Русской Литературы он напишет еще тысячу постов, разместит их в ЖЖ, и пусть только попробуют ничего не написать в ответ!
Так Сергеев и шарахался из сторону в сторону до глубокого вечера, пока не пришла с работы жена Марина и не накормила его циплёнком-гриль. Сергеев еще раз рассказал ей, что кругом враги, похлюпал носом и уснул у Марины на коленях. Наутро вчерашнее событие казалось ему глубоким бредом, и он с новыми силами полез в Интернет
Кружка
КОРПОРАЦИИ двадцать пять лет, а служил в ней Иванов двадцать четыре с половиной года. Он пришел с первым заходом, раньше его появились только акционеры, директоры и подсобники с техничками. При выходе на работу Иванову дали хрустальную кружку с надписью КОРПОРАЦИЯ, из которой он пил чай. Всем, кто устроился на службу позже Иванова, давали кружки фарфоровые, с красно-синей надписью КорпорацияЪ. Когда сотрудники на кухне видели хрустальную кружку Иванова, то в почтении расступались перед чайником и давали ему самые лучшие булки. Это было особенно важно, потому что должность у Иванова была не руководящая, а самая проходная. Иные начальники средней руки и менеджеры ему из-за кружки прилюдно кланялись и называли по имени отчеству.
Как-то раз Иванов пошел на склад за стикерсами и увидел, как подсобные рабочие пьют в кладовке чай. Они позвали Иванова на угощение, и он достал хрустальную кружку, которую всегда носил с собой из-за боязни быть обкраденным. Когда разливали горячую воду, Иванов заметил у старого подсобного рабочего первого призыва Петра Петровича тоже хрустальную кружку. Он взял её у него и рассмотрел надпись КОРПОРАЦИЯ 1985. На кружке Иванова года не было. Руки Иванова затряслись и он ошпарился. Подсобный рабочий Петр Петрович сделал Иванову перевязку и рассказал, что в первый Новогодний праздник корпорации на хрустальных кружках указали год, но позже его наносить перестали из-за нецелесообразности.