Но личность их нежданного спасителя занимала Хорива сейчас куда больше, чем его оружие. Одет этот появившийся так вовремя незнакомец был в грубое льняное схенти, едва достававшее ему до колен и удерживаемое на бедрах потертым сыромятным ремнем, украшенным давно не чищенными бронзовыми фалерами, и эмбаты боевые сапоги на толстой, подбитой гвоздями подошве, с массивным и низким каблуком. Его щеки и подбородок покрывала неряшливая многодневная щетина, далекая, однако, от общепринятой бороды, а на голове чуть кривовато сидел грязный, потерявший всякую форму парик из овечьей шерсти, делавший его похожим на полудиких собак, что на лесистых склонах Иды сопровождали стада овец, принадлежащие почти столь же полудиким фригийцам. Однако было заметно, что лишь страшная нужда вынудила этого человека столь небрежно относиться к своей внешности, и еще совсем недавно он выглядел иначе, служа истинным образцом аккуратности и порядка.
Троя была торговым городом, расположенным на перекрестке множества морских и сухопутных путей, и на ее улицах можно было встретить людей самых различных кровей и племен, от заносчивых ахейцев, считавших всех остальных никчемными варварами, до настоящих варваров тавров с побережья Понта Эвксинского, пересекавших его и Пропонтиду на убогих долбленках моноксилах, которые и кораблями-то назвать можно было только в насмешку. И Хориву не потребовалось много времени, чтобы определить, что перед ним роме: один из тех сынов, которыми славится Кемет великая держава по ту сторону Моря Средь Земель.
Проходя мимо Фокия, лучник на секунду задержался, глядя на сломанную шею лапифа, и покачал головой в невольном восхищении. Приблизившись затем к Хориву, он сел перед ним на корточки и, явив в лучезарной улыбке свои белоснежные, как у ребенка, зубы, с сильным акцентом произнес:
Я Камес, сын Нармера. Я видел, что тут было, и счел за благо вмешаться.
Это было весьма кстати, с чувством выдохнул Хорив, расплываясь в ответной улыбке. Камес кивнул в сторону Фокия.
Ты хорошо дерешься, совсем как Ирсу леопард. Из тебя выйдет отличный неферу.
Взгляд Камеса, направленный на Хорива, на краткий миг из доброжелательного стал задумчиво-оценивающим, словно в голове роме возникла вдруг какая-то идея. Однако Хорив этого уже не видел. Уловив какое-то движение позади себя, он резко обернулся и вздрогнул, увидев еще пятерых роме, окруживших их со всех сторон. Они появились совершенно бесшумно, как будто были не людьми, а подданными Гекаты, и теперь также тихо стояли на краю поляны, неподвижные, словно статуи. Лишь один из них чернокожий гигант с могучими рельефными мускулами, которым позавидовал бы и Геракл, подошел поближе и, склонившись над Лихием, с бесстрастным лицом осмотрел его. Разбойник, про которого Хорив успел уже позабыть, больше не кричал, а только тихо скулил, как жестоко избитая собака. Неопределенно хмыкнув, роме поглядел на Камеса и что-то спросил у него на незнакомом Хориву гортанном языке, состоявшем, казалось, из одних согласных. Не переставая улыбаться, Камес лишь махнул рукой и воин молниеносным движением, говорившим о многолетней практике, выхватил из-за пояса широкий листовидный кинжал и перерезал лапифу горло, обрывая его мучения.
Вингнир судорожно сглотнул, словно что-то перекрыло вдруг ему воздух, а Фарика уткнулась лицом в плечо Хорива, стремясь стать как можно меньше и незаметнее. Ощутив колотившую ее дрожь, Хорив с трудом поднял ставшую удивительно тяжелой руку, едва не закричав от боли в сломанных ребрах, и ободряюще потрепал ее по голове. Однако он и сам уже не слишком-то доверял этим странным пришельцам, и теперь следил за ними со все возрастающей тревогой.
А что делать с этими? спросил на своем языке чернокожий воин, ткнув в сторону детей окровавленным кинжалом. Камес безразлично пожал плечами и встал, о чем-то размышляя. Наконец он сказал, решившись:
Возьмем их с собой.
Зачем, во имя Себека? искренне изумился воин. Камес вздохнул.
Вольно или невольно, но мы спасли им жизнь, и теперь, быть может, они сумеют спасти жизнь нам. Или ты думаешь, что Великий Дом жизнь, здоровье, сила! будет счастлив, узнав о гибели своего первого полемарха и всего своего флота? Конечно, дети не лучшая замена всего этого, но это шанс, Герех. Единственный шанс.
Хочешь предложить их жрецам, наварх? догадался воин.
Хочешь предложить их жрецам, наварх? догадался воин.
Именно, коротко кивнул Камес. Так что грузите их в повозку, только свяжи мальчишку, если не хочешь, чтобы он и тебе сломал шею.
Пусть попробует, усмехнулся гигант. Узнает, какая шея у Гереха.
И, перешагнув через Лихия, он двинулся к притихшим детям, на ходу разминая плечи, словно готовился к борцовскому поединку.
Хорив, как ни старался, не понял ни слова, но тон этого разговора заставил его насторожиться. И когда роме шагнул к нему, мальчик напрягся, хотя это было единственным, что он сумел сделать. Его избитое тело, буквально измочаленное разъяренным Беонфом, совершенно не реагировало на приказы мозга, и только глаза его продолжали смотреть, живя своей, отдельной от остального организма жизнью. Будто зачарованный, следил он за тем, как подымается для удара обутая в тяжелый эмбат нога Гереха, и даже не шелохнулся, когда она, завершив размах, пнула его, наконец, с сокрушительной силой прямо в лицо. На миг Хориву показалось, что на него обрушилось само небо, ломая его кости своей непомерной тяжестью, и его голова взорвалась в грохоте и пламени, разбросав осколки на оргии вокруг. Он еще успел услышать испуганный крик Фарики, но это не вызвало в нем уже никаких эмоций, словно удар роме вышиб из него не только дух, но и все человеческие чувства. И милосердное беспамятство приняло его в свои мягкие, но такие необоримые объятья