Трудности нас формируют. Начинаешь уг-лем, а под давлением становишься алмазом.
Она не стала его исправлять. Не сказала, что, хотя и уголь, и алмаз разные формы углерода, в угле слишком много примесей, чтобы стать алмазом, как на него ни дави. По науке, ты начинаешь углем и углем заканчиваешь. Может, в этом и заключался урок настоящей жизни.
Она пригладила непослушную прядь своих угольно-черных волос.
К чему ты это, Нил?
Никогда не поздно исполнить мечту.
Уверена, что эту уже слишком поздно.
Ты очень образованный человек, Нора. Ты закончила философский
Нора уставилась на родинку на своей левой руке. Эта родинка была с ней во всех передрягах. И оставалась на месте, что бы ни случалось. Просто родинка.
Не слишком-то велик спрос на философов в Бедфорде, если честно, Нил.
Ты училась в университете, год жила в Лондоне, а затем вернулась.
Выбора особенно не было.
Нора не хотела говорить о своей покойной маме. Или даже о Дэне. Ведь Нил считал, будто тот факт, что Нора отменила свадьбу за два дня до торжества, делал ее историю любви самой захватывающей со времен Курта и Кортни[6].
У всех есть выбор, Нора. Есть такая штука, как свобода воли.
Ну, ее нет, если придерживаться детерминистского взгляда на вселенную.
Но почему ты здесь?
Либо здесь, либо в приюте для животных. Тут платят больше. К тому же музыка, сам понимаешь.
Ты играла в группе. С братом.
Играла. Мы назывались «Лабиринты». И никуда не двигались.
Твой брат говорит иначе.
Это удивило Нору.
Джо? Откуда ты
Он купил усилитель. Marshall DSL.
Когда?
В пятницу.
Он был в Бедфорде?
Или это была голограмма. Как Тупак[7].
«Наверно, навещал Рави», подумала Нора. Рави был лучшим другом ее брата. Джо забросил гитару и переехал в Лондон ради дурацкой работы айтишником, которую он ненавидел, а Рави застрял в Бедфорде. Он играл в кавер-группе Slaughterhouse Four[8], подвизаясь в пабах города.
Ясно. Любопытненько.
Нора была уверена, что брат знал: пятница ее выходной. От этого больно кольнуло внутри.
Нора была уверена, что брат знал: пятница ее выходной. От этого больно кольнуло внутри.
Я здесь счастлива.
Ничего подобного.
Он был прав. Внутри нее зрела душевная тошнота. Разум выворачивало наизнанку. Она улыбнулась еще шире.
В смысле, мне нравится работа. То есть я всем довольна. Нил, мне нужна эта работа.
Ты хороший человек. Ты беспокоишься о мире. О бездомных, об экологии.
Мне нужна работа.
Он вернулся в позу Конфуция.
Тебе нужна свобода.
Я не хочу свободы.
Здесь не благотворительная организация. Хотя, должен признать, магазин быстро становится таковой.
Слушай, Нил, все из-за того, что я сказала на прошлой неделе? Что тебе нужно идти в ногу со временем? У меня есть идеи, как привлечь молодежь
Нет, ответил он обиженно. Здесь продаются только гитары. «Теория струн», понимаешь? Я разнообразил ассортимент. Все работало. Но когда дела не идут в гору, я не могу платить тебе за то, чтобы ты отваживала покупателей таким выражением лица, будто на дворе вечная непогода.
Что?
К сожалению, Нора, он замолчал ненадолго, и этого времени хватило бы, чтобы занести над головой топор, мне придется тебя отпустить.
Жить значит страдать
За девять часов до того, как Нора решила умереть, она бесцельно бродила по Бедфорду. Город был конвейером отчаяния. Выложенный галькой спортивный центр, где когда-то еще живой отец смотрел, как она переплывает бассейн, мексиканский ресторан, куда она водила Дэна есть фахитос[9], больница, где лечилась мама.
Дэн ей вчера написал.
«Нора, я скучаю по твоему голосу. Мы можем поговорить? Обнимаю, Д.».
Она ответила, что безумно занята (два раза «ха»). И все же было невозможно ответить что-либо еще. Не потому, что она ничего к нему не чувствовала, как раз наоборот. Она не могла позволить себе вновь причинить ему боль. Она разрушила его жизнь. «Моя жизнь хаос», писал он ей в пьяном угаре вскоре после отмененной ею за два дня до торжества свадьбы.
Вселенная стремится к хаосу и энтропии. Это закон термодинамики. Может, это и основа существования.
Теряешь работу, потом случается еще какая-то дрянь.
В деревьях шептал ветер.
Начался дождь.
Она направилась к газетному киоску с глубоким и, как выяснилось, верным предчувствием, что дальше будет только хуже.
Двери
За восемь часов до того, как Нора решила умереть, она вошла в газетный киоск.
Прячетесь от дождя? спросила женщина за прилавком.
Да, Нора не подняла головы.
Отчаяние росло в ней, его бремя она уже не могла выносить.
На полке стоял National Geographic. Она уставилась на обложку журнала изображение черной дыры и поняла, что сама была ею. Черной дырой. Умирающей звездой, сжимающейся до полного исчезновения.
Папа выписывал этот журнал. Она помнила, как ее заворожила статья про Шпицберген, норвежский архипелаг в Северном Ледовитом океане. Нора никогда прежде не видела места, которое выглядело бы таким далеким. Она прочитала про ученых, исследовавших ледники, замерзшие фьорды и смешных птиц тупиков. Затем, подзуживаемая миссис Элм, она решила, что хочет стать гляциологом.
Нора заметила неряшливую сгорбленную фигуру друга своего брата и участника их группы Рави возле музыкальных журналов он был погружен в чтение статьи. Она стояла там чуть дольше положенного, поэтому, уже уходя, услышала, как он сказал: