В таком виде вы похожи на героя из романа плаща и шпаги, сказал я ему.
Вы бы не шутили, ответил он, если бы знали, какой опасности я подвергаюсь ежедневно.
Я знал эту фразу. Я знал, что никакие убеждения на этого человека не подействуют, но все-таки сказал, что, по-моему, его опасения напрасны, что, не причиняя никому вреда, не занимаясь политической деятельностью и не будучи видным революционером или контрреволюционером, он вряд ли рискует больше, чем всякий другой смертный. Он терпеливо выслушал меня. Мы уже дошли до гостиницы, в которой он жил. Начинал накрапывать дождь.
Эмиссары, сказал он, которые
И я ощутил непреодолимую тоску. Я стоял недалеко от освещенного подъезда его гостиницы и смотрел на беспрерывно теперь струившийся дождь, а он держал меня за рукав и все говорил об эмиссарах, о контрразведке, о смерти какого-то великого князя в Москве, об одном из помощников Савинкова, о преследовавшем его, Васильева, левантинце, смуглом человеке с черной бородой, которого он последовательно видел в Москве, Орле, Ростове, Севастополе, Константинополе, Афинах, Вене, Базеле, Женеве и Париже. Наконец мне удалось поймать его влажную от постоянной внутренней дрожи руку, пожать ее и, извинившись, уйти, и я дал себе слово в дальнейшем избегать встреч с ним и с Федорченко и забыть, если возможно, об их существовании.
Но через две недели после этого, утром, когда я еще был в постели, раздался резкий звонок. Я надел купальный халат и туфли и пошел отворять дверь. Я думал, что это один из обычных стрелков, которые приходят просить деньги, ссылаясь на безработицу и расстроенное здоровье, и уходят, получив два франка; я знал, что мой адрес и моя фамилия фигурировали на одном из последних мест того таинственного списка неотказывающих, который ходил по рукам большинства стрелков. Он существовал во множестве вариантов; некоторые адреса, преимущественно богатых и щедрых людей, стоили очень дорого, другие дешевле, иные просто сообщались в виде дружеской услуги. О том, что я занимал одно из последних мест, я узнал от старого добродушного пьяницы, который становился словоохотлив после первого стакана вина.
Вас недорого можно купить, сказал он мне с оттенком снисхождения в голосе, ну, франков за пять, а под пьяную руку и вовсе за три. Мы, милый человек, знаем, что у вас самих денег нет. И зачем вы этой сволочи их даете?
Я ответил ему, пожав плечами, что два франка, которые я обычно даю, меня не разорят и что если человек идет просить милостыню, то надо полагать, что он это делает не для удовольствия.
Какое же удовольствие, это верно, сказал он, а все-таки всем без разбору давать это не дело. Молоды вы, милый человек, вот что. И он ушел, взяв у меня два франка.
Натыкаясь со сна на стены я лег, как всегда, в седьмом часу утра, теперь же было не больше девяти, я подошел к двери, приготовил монету, отворил и увидел Сюзанну.
Ты один? спросила она, не здороваясь. Я хочу с тобой поговорить.
Она вошла в комнату, осмотрела ее, потом села в кресло и закурила папиросу.
Чей это портрет? спросила она. Это твоя любовница? Красивая.
Мне хотелось спать.
Ты пришла, чтоб меня расспрашивать о портрете? сказал я.
Нет, нет, ответила она, и голос ее вдруг изменился. Я пришла просить совета у тебя. Я не могу больше выдержать.
Мне нет дела до этого, сказал я. Меня это не касается, и кроме того, я хочу спать. Приходи вечером.
Нет, нет, сказала она с испугом. Ты меня так давно знаешь, ты должен меня выслушать.
Знаю я тебя давно, конечно, сказал я. Знаю и ценю за твою добродетель.
Выслушай меня, повторила Сюзанна, и впервые за все время мне послышалась в ее голосе какая-то человеческая интонация. Ты знаешь, что я была счастлива.
Не рассказывай мне твою жизнь, я без этого обойдусь.
Послушай, ты знаешь, что я только бедная женщина, не получившая образования, такого, как этот старый сумасшедший, которого я, в конце концов, убью и который разбил мое счастье.
Не рассказывай мне твою жизнь, я без этого обойдусь.
Послушай, ты знаешь, что я только бедная женщина, не получившая образования, такого, как этот старый сумасшедший, которого я, в конце концов, убью и который разбил мое счастье.
Если тебя беспокоит его образованность, тут ничего не поделаешь.
Нет, слушай, я тебе расскажу.
И она начала рассказывать мне, как все произошло, точно. Я прерывал ее несколько раз в тех местах, где она говорила умиленным и слегка дребезжащим голосом о своем счастье были счастливы, устроены, своя квартира, своя мебель, я вспомнил зеленую мраморную пантеру и розовых красавиц на стенах. Все шло, по словам Сюзанны, как нельзя лучше, на материальное положение тоже нельзя было жаловаться, тем более что она тайком от мужа работала два вечера в неделю, но, конечно, далеко и от своего района, и от тех мест, где ее знали раньше. Муж ее обожал, она обожала мужа.
Ладно, ладно, сказал я.
Та к было до тех пор, пока не появился Васильев. Он пришел однажды вечером в гости, поужинал и принялся за свой обычный монолог, который продолжался до поздней ночи. С тех пор он стал приходить каждый день. Сначала это раздражало Сюзанну только потому, что был лишний человек за столом.