Блумквист поднял трубку после первого же гудка.
Вы ведь сейчас не заняты, верно?
Ульфу это совершенно не понравилось. В полиции царило широко распространенное убеждение, будто в особых службах таких как Отдел деликатных расследований должности сплошь были синекурами, где было совершенно нечем заняться.
Не сдержавшись, он довольно резко ответил:
Порядком занят. И добавил: Как и всегда.
Что, конечно, не было правдой, но показалось ему уместным, учитывая обстоятельства. Он мог, конечно, сообщить Блумквисту, что ведет подготовку по делу, порученному ему ни много ни мало самим комиссаром полиции, но дело не подлежало огласке. Кроме того, по правде говоря, никакой особенной подготовки ему не требовалось; но какая разница не Блумквистово это дело, намекать, будто в Отделе деликатных расследований нечем заняться.
Блумквист рассказал Ульфу, в чем дело. Оказалось, он был на обычном дежурстве, на улице, когда к нему подошел Хампус Йоханссон.
Вы ведь помните его, правда? Который ударил ножом Мальте Густафссона? Я еще дал вам всю информацию и
Тут Ульф счел нужным его прервать. Он предвидел, что Блумквист постарается приписать себе честь поимки Хампуса, и поэтому ответил просто:
Да, ваш ответ на мой изначальный запрос очень помог делу, Блумквист. И, прежде чем Блумквист успел сказать что-то еще насчет того, благодаря чему и кому Хампус предстал перед судом, добавил: Чего он хочет?
Он хочет с вами повидаться. Он очень Ну, думаю, можно сказать, что он в полном смятении.
Ульф вздохнул:
Мы не можем отменять приговоры. Для этого существует апелляционный суд.
Блумквист ответил, что дело тут не в сути приговора.
Проблема в условиях наказания, господин Варг в этих общественных работах.
Но это же дело суда, сказал Ульф. Не нам решать, кому и что делать. Вы же это знаете, Блумквист.
Для него это все очень сложно, господин Варг. Он уверен, что только вы сможете ему чем-то помочь. Понимаете, он очень вас уважает.
Ульф посмотрел в потолок. Тогда, в суде, ему было ужасно жаль Хампуса как и всем, кто там присутствовал. А еще он был человеком исключительной доброты может быть, человека добрее его в Швеции просто не было, и ему трудно было отказать кому-то в искренней просьбе; а эта просьба явно была искренней. И все же есть пределы тому, что может сделать один человек. Этот мир полон страданий и свар, эгоизма и всяческих противоречий, притеснений и несправедливости; и любые попытки это исправить, заставить работать весы правосудия порой выглядели как попытка залепить пластырем дыру в плотине. И все же нужно было делать то, что должно, а именно то, чего требовала от тебя твоя роль в жизни. А Ульф был следователем; он служил в Следственном управлении города Мальмё, а это значило, что он нес ответственность за живые человеческие души да, подумал он, за души, потому что это старомодное слово значило куда больше, чем просто «население». Душа была чем-то гораздо большим у души могли быть чувства, устремления и свои, личные трагедии. Душа имела гораздо большее значение, чем нечто бездушное.
Эти размышления напомнили ему о его долге о том, что он обязан был сделать просто потому, что был Ульфом Варгом.
Конечно, я встречусь с ним, Блумквист, сказал он наконец. И спасибо вам еще раз за то, как вы помогли с этим делом. Без вас бы мы ни за что не справились.
Блумквист расцвел это было слышно даже по голосу.
Все, что в моих силах, господин Варг. Все, что угодно. В любое время. А потом добавил: Я же знаю, как вы там, в Отделе, заняты.
Прежде чем закончить разговор, они договорились о встрече с Хампусом. Блумквист зайдет в контору примерно через полчаса, и они вместе поедут на Ульфовом «Саабе» в танцевальную студию, где Хампус преподавал. Когда Ульф повесил трубку, ему снова представилась студия, где произошла та первая, удивительная встреча с Хампусом. Он будто наяву увидел тот зеркальный шар непременный атрибут дискотек с их дешевым шиком. Присыпанный тальком дощатый пол, который пружинил под ногами. Тальк. Этот тальк. По какой-то причине тальк вертелся у него в голове, но Ульф никак не мог вспомнить почему.
Когда они прибыли, Хампус играл на пианино. На танцполе были две пары инструкторы и их ученики. Инструкторы были женщины; оба ученика мужчины средних лет: один в мешковатом костюме, другой в джинсах и полосатом ситцевом пиджаке. Хампус, который не заметил их прихода, сидел за инструментом на табурете, и его ножки болтались, не доставая ни до пола, ни до педалей; а руки у него были до того короткие, что ему приходилось то и дело изгибаться из стороны в сторону, чтобы достать до самых дальних клавиш.
Инструкторы заметили, как они вошли, но продолжали танцевать. Одна из них громко отсчитывала такт для своего ученика, демонстрируя ему шаги; другая на ходу показывала мужчине в ситцевом пиджаке правильное положение рук. Блумквист, сияя от удовольствия, наблюдал, как они танцуют, и даже постукивал ногой в такт музыке.
Я просто обожаю танцевать, сообщил он Ульфу громким шепотом. Мы с женой ходим на танцы, когда только можем. Очень много танцуем.