На деле там возникнет форма самого неприкрытого деспотизма – злейшей карикатуры на любые законы. Подобное состояние дел превратит Германию в такое государство, какое до сих пор существовало только в образе, созданном вражеской пропагандой... Армии, – дальше отмечает он, – придется принять на себя бремя ответственности за убийства и погромы, которые прежде связывались только с войсками СС».
Пессимизм Хасселя понятен. Хотя некоторые армейские командиры неохотно передавали вниз по инстанциям преступные инструкции, значительное количество их коллег выпустило свои собственные приказы по войскам. И содержание этих документов как две капли воды похоже на то, что выходило прямо из ведомства Геббельса.
Наиболее одиозный приказ издал командующий 6-й армией фельдмаршал фон Рейхенау. А генерал Герман Гот, командовавший 4-й танковой армией в период Сталинградской кампании, провозглашал: «Уничтожение всех этих партизан – есть мера самосохранения». Генерал Эрих фон Манштейн, гвардейский прусский офицер, которого многие считают самым выдающимся стратегом второй мировой войны и в жилах которого, как предполагалось, текла некоторая часть еврейской крови, вскоре после того как вступил в командование 11-й армией, издал приказ, в котором говорилось: «Корни еврейско-большевистской системы должны быть вырваны раз и навсегда». Он даже пошел дальше и одобрил «необходимость жестких мер против еврейства». Впрочем, в послевоенных мемуарах Манштейна «Утраченные победы» об этих документах нет упоминания.
А принятие нацистской символики и обязанность давать присягу на верность лично Гитлеру положили конец всяким попыткам армии остаться независимой от политики. Значительно позже, уже в советском плену, фельдмаршал Паулюс свидетельствовал: «В этих обстоятельствах генералы последовали за Гитлером и в результате оказались полностью вовлечены во все последствия его политики и вместе с ним несут ответственность за развязывание войны».
Несмотря на все попытки нацистского руководства сплотить солдат германской армии, в июне 1941 года она вовсе не являла собой подобие монолита, как это пытались представить некоторые исследователи. Разница характеров между баварцами и жителями Восточной Пруссии, саксонцами и особенно австрийцами сразу бросалась в глаза. Даже в дивизиях, в которых служили преимущественно выходцы из одной местности, могли существовать сильные контрасты. Например, в 60-й моторизованной пехотной дивизии, позже оказавшейся в Сталинградском котле, большинство младших офицеров в добровольческих батальонах составляли выпускники Высшей технической школы из Данцига. Они были охвачены энтузиазмом по поводу возвращения их родного города в состав Фатерланда и пребывали в атмосфере патриотического подъема. «Для нас, – писал один из них, – национал-социализм был не просто программой партии. Он был самой сутью настоящего немца». С другой стороны, офицеры разведывательного батальона дивизии в основном являлись выходцами из семей восточнопрусских землевладельцев. Среди них выделялся князь из Донна-Шлобиттен, служивший еще в кайзеровском корпусе на Украине в 1918 году.
16-я танковая дивизия жила по традициям старой прусской армии. 2-й танковый полк, находившийся в авангарде наступающей на Сталинград дивизии, был образован из лейб-гвардии кирасирского полка. В нем служило так много представителей аристократии, что в этом соединении практически ни к кому не обращались по званиям. Один из танкистов, служивший в этом полку, вспоминал:
«Вместо обращения „герр гауптманн“ или „герр лейтенант“ у нас звучало „Ваше сиятельство“ или „Ваша светлость“.