Я? Как никто другой, заверил он грустно. И моя ситуация сейчас кажется мне намного предпочтительнее. Я хотя бы знаю, что моя жива и здорова.
А я не знаю даже этого. Нет ничего ни человека, ни его тела, ни могилы ничего. И его никто не искал.
А полиция что же?
Ничего. Я ему по документам никто, а сестра походила-походила, и все, успокоилась. Я Никто, вы меня правильно назвали
А вообще имя у тебя имеется какое-то?
Да. Меня Инной зовут.
А меня Игорем. Вот и познакомились, невесело усмехнулся он. Знаешь, Инна, кто самый скучный человек в компании?
Кто?
Клоун. Я клоун. Больничный знаешь такое?
Нет
Я в свободное время езжу в детские больницы и развлекаю там ребятишек. Вообще-то я в школе физику преподаю, а это наверное, долг
Я с трудом поменяла позу, чтобы дать отдохнуть затекшим ногам, и охнула:
Больно
Ты не замерзла, Инна? спросил Игорь.
Не особенно. И что же вы делаете там, в больницах?
Показываю фокусы, делаю фигурки из воздушных шаров и играю с детьми. Больше, к сожалению, я ничего не могу для них сделать.
От его слов мне почему-то захотелось плакать. Но не от жалости к больным детям, а от стыда за себя, за то, как бесцельно я провела последний год.
Новый год я не встречала. Лежала дома на диване перед выключенным телевизором, укрывшись с головой пледом. Звонил Коля, звал к себе, и было очевидно, что он ничего не знает об исчезновении Вовы. Звонила Наталья, тоже приглашала в компанию, но я отказалась, а потом и вовсе выключила телефон. К счастью, салон начинал работать четвертого числа, и это немного помогло мне. Я никому ничего не рассказывала, но девчонки, разумеется, заметили перемены во мне я перестала улыбаться, сторонилась всех, не пила с ними кофе, приходила на работу секунда в секунду, уходила позже всех. Мне казалось, что жизнь вокруг остановилась, а сама себе я теперь напоминала муху, попавшую в банку с желе совершаешь вялые телодвижения скорее по инерции, потому что понимаешь выхода нет, выбраться нельзя, тебя все сильнее затягивает. И нужно только дождаться дня, когда затянет окончательно.
Единственным человеком, с кем я пыталась общаться, осталась Дашка, но вскоре и она перестала мне звонить я не говорила ни о чем, кроме Вовы, а ей это было, видимо, тяжело. Она все чаще рассказывала мне о странностях в поведении брата, которых я прежде никогда не замечала, а потому отказывалась верить, чем еще сильнее раздражала ее. И однажды, набрав номер, я услышала «абонент недоступен» и это стало повторяться изо дня в день, и тогда я поняла, что Дашка попросту сменила номер. Более того она продала квартиру и переехала куда-то, а нового адреса покупатели ее квартиры, конечно, не знали.
Заявление в полиции у меня не приняли, так как я не являлась Вове никем. На вопрос же о том, было ли таковое от сестры, мне ответили, что Дарья Тимофеева никакого заявления не подавала. В ее версию с Вовиным помешательством, которую я попыталась озвучить полицейским, они поверили охотнее. Так и сказали мол, многие душевнобольные до определенного случая нормальны и социально адаптированы, но в какой-то момент происходит нечто, заставляющее их совершать странные поступки. И если сестра считает, что Владимир Тимофеев страдает психическим расстройством, то, следовательно, у нее есть для этого основания. Выходило, что Вова просто встал и ушел утром тридцать первого декабря, отправившись в какое-то одному ему известное место а что, у душевнобольных такое бывает На этом разговор закончился, и в полицию я больше не приходила.
Я часами простаивала возле радиостанции, надеясь, что случится чудо и Вова выйдет из ворот проходной, но нет мимо меня шли незнакомые люди, а его не было. Коля при встрече разводил руками и жалостливо улыбался, старался подбодрить. Так проходили недели, месяцы Вовы не было, а я стала напоминать себе собаку из фильма, того самого Хатико, который ждал хозяина. И выражение лица у меня сделалось примерно таким, как застыло на собачьей морде
Жизнь потеряла смысл. Может, если бы я узнала, что Вова умер, погиб, похоронен мне стало бы хоть чуть-чуть легче, тогда было бы какое-то логичное объяснение тому, что его нет со мной. А так Получалось, что он растворился без следа, без объяснений, без причин. И я уже считала себя виновной в том, что не заметила, должно быть, тех изменений в поведении, о которых говорила Дашка. Возможно, приглядись я вовремя, могла бы помочь, предотвратить Кто знает, что с ним могло теперь случиться? Он ведь мог уехать куда-то и забыть адрес, мог попасть под поезд, стать жертвой ограбления да что угодно Эти мысли сводили меня с ума.
Чтобы занять хотя бы руки, раз уж не могу занять ничем голову, я вспомнила о том, что окончила художественную школу, купила мольберт, бумагу, краски и кисти и начала рисовать. Но, что бы я ни пыталась изобразить, неизменно на листе возникало лицо Вовы такое, каким я его запомнила тридцать первого декабря вечером. Этих набросков накопилась огромная гора на широком подоконнике я складывала их туда, не в силах выбросить.
И за год эта жизнь на автопилоте надоела мне до такой степени, что я решилась Собственно, решение пришло давно, а к Новому году я просто утвердилась в нем.