Denn, Златовласка, не будем сегодня. Вот чего ты так распереживался, ты вообще можешь сказать?
Сашка только стиснул зубы. Нет, он не боялся своей некомпетентности три недели тренировок дали результат. Может быть, это страх смерти?
Смертельно опасный запредельными нагрузками из-за внутренних токов на просторах галактики, зажатый звездами осевой поток течения ускорялся, приобретая ламинарные свойства: все слои текли в одном направлении и очень быстро. Если аномалия встретится на пути погибнут они мгновенно, даже сами не поймут. Бешеная энергия двойной звезды разнесет их тела на атомы быстрее, чем нервный импульс дойдет до мозга.
К смерти Сашка не стремился, но и ужаса перед ней не испытывал. Неприятно будет, если из-за него пострадают члены экипажа но это, опять-таки, для эфира обычное дело. Все они знали, на что шли.
Что Сашке не нравилось больше всего: завтра в прозрачном фонаре позади него опять будет сидеть Княгиня. Сидеть последний раз: вчера она сказала ему, что дальше он тренироваться будет самостоятельно. И Сашка не мог понять: не то он дрожал от предчувствия провала перед строгим экзаменатором, не то ему заранее было горько, что эта их неожиданная близость ученика и учителя скоро закончится.
***
Проход узкой стремнины мощного эфирного течения вершина искусства пилота и штурмана. Если роль пилота сводится к умению удержать нужный курс, взаимодействуя с сэйл-мастером (никакие кристаллы не выдерживают глубокий вход в поток), то у штурмана задача иная. Найти и рассчитать то единственно верное место входа, когда краевая область течения еще сравнительно безопасна, а центральная уже безопасна настолько, чтобы внутренние токи не разорвали корабль в клочья.
Усаживаясь на узкой скамейке в фонаре, Сашка продолжал прокручивать в голове расчеты. Без толку, разумеется. Если они с Катериной ошиблись... то есть если ошибся он, старший штурман эфирной бригантины «Блик», порт приписки Земля, то все равно свою оплошность он поймет слишком поздно.
Волнуетесь, штурман?
Голос капитана сразу же вымел все волнения по поводу курса, принеся взамен кучу других, невнятно-щемящих. Пока Балл протискивалась мимо своего широкоплечего протеже, Сашка, вжавшись носом в стекло, всматривался в бегущую, неохватную струю стрима прямо по курсу. «Похоже на волосы, невпопад подумал он, а еще на цветок, только движущийся»
Волнуюсь, капитан, и совсем не к месту добавил так точно!
Ну-ну, Княгиня внезапно положила руку ему на плечо. Почти сразу же убрала, но этого хватило: «пока она рядом, а там будь, что будет» решил он.
Волнуюсь, капитан, и совсем не к месту добавил так точно!
Ну-ну, Княгиня внезапно положила руку ему на плечо. Почти сразу же убрала, но этого хватило: «пока она рядом, а там будь, что будет» решил он.
За тонкими стеклами парусной рубки хрупкий мирок корабля падал и падал в бесконечный поток то ли волос, то ли цветов, и никак не мог упасть.
Кормчий, двигатели полный ход, дал команду штурман.
И поток устремился ему навстречу.
***
Корабль плавно набирал ход. Чувствовала это пока только сама Белка. Через венец, через связь корабля и пилота к ней широкой рекой неслись ощущения корабельного духа. Плотность эфира, невесомые волны пространства, разбиваемые форштевнем; мощь двигателей, толкающая хрупкую скорлупку самонадеянных муравьев в самую стремнину, где сплелись силы, рожденные задолго до первого человека, и человечество наверняка переживущие. И все же муравьи-людишки надеялись не просто выжить использовать борьбу коллосов для своих утилитарных целей. Буйвол силен, но ни одна лисица не будет ждать, пока пройдет стадо: перескачет по спинам только ее и видели. Белке уже пришлось один раз так делать, на переправе в Качахыре, после жаркого и сухого лета, когда общинные стада ломанулись вброд.
Сейчас проверим, не отяжелели ли с той поры твои лапы.
Корабль слегка вздрогнул поток принял его в свои струи. В унисон отозвался сэйл-мастер:
Двигатели стоп. Паруса подняты.
«Если бы я была меншем, пожалуй, начала бы молиться», рассеяно подумала пилот. Это была почти последняя мысль, а потом, на место сосредоточенной холодности уже привычно пришел ритм, тихий, но все более усиливающийся. И не вполне уместно в него вплетался голос Катерины:
Возьми два румба левее. Три румба по палубе. Еще румб. Увеличь угол атаки.
Паруса реяли, смеялись в изумрудном безумии над мачтами несущегося корабля. Поток наполнял их, заставлял корабль нырять все глубже, глубже. Стадо неслось вперед, и маленький лисенок прыгал все быстрее и быстрее, касаясь на миг неверной опоры и взлетая прежде, чем она исчезнет. Смотреть вперед бесполезно: прыжок, еще прыжок. Когда она пройдет до конца она поймет...
Можно сравнивать так, а можно с музыкой. Барабаны звонко гремят, глубокая мелодия альта плывет над ними. Нужно идти туда, где альт лучше всего ложится в ритм барабаны, похожий на стук буйволиных копыт. Нужно идти за музыкой. Скакать по буйволовым спинам.
Три румба, правый борт!
Вот бежит старый бык матерый и тяжелый. Уже не вожак плохо видит, да и скорость не та, зато спина широка удобный упор. На секунду можно дать отдых усталым лапам. А вот парубок, здоровенный вымахал, но пока не заслужил места впереди, вот и бесится, пытается обогнать, своих бодает лучше обойти.