Тебе кто-то об этом говорил? Вы это обсуждаете, когда ходите пить кофе?
Нет, Даш, это мои личные наблюдения.
Это было, как неожиданный удар под дых, когда теряешь ориентацию и только и можешь, что глотать ртом воздух в ответ.
Ты изменилась, продолжал Рома. И в худшую сторону. Может, в этом есть и моя вина, я тебя избаловал.
Я чуть-чуть отдышалась.
Я действительно изменилась и знаю об этом, я проглотила обвинение, я хотела все сгладить. Знаешь, я сама часто вспоминаю, что два года назад была гораздо веселее, добрее, я много смеялась. Это все проклятая работа, я оставила на ней все свои нервы. Понимаешь? Из-за нее у меня не оставалось времени на веселье, на сочувствие другим людям. Возможно, последнее время я была замкнута и требовательна к людям, но не потому что я считаю, будто все мне должны или презираю всех. Нет! Мне было тяжело! Я еле справлялась, на меня свалилась огромная куча раздраженных клиентов. Они выплескивали этот негатив на меня. Поэтому во мне его так много! Плюс я стала серьезней, потому что повзрослела, перестала быть наивной. Но это все внешнее, Рома, внутри я все та же девочка. Я просто изменилась. Не в худшую сторону. Понимаешь? Просто изменилась!
А я тебе говорю, что в худшую! отрезал Рома.
Он остановил машину. Мотор заглох, мы приехали.
Ты несправедлив! Ты выгораживаешь себя!
Он вышел, хлопнул дверцей, я тоже вышла следом за ним. Он щелкнул сигнализацией.
Ты стала очень эгоистична! И, пожалуйста, больше не надо оправдываться, что-то объяснять, обвинять меня, вообще не надо ничего говорить мне в ответ! Иди, забирай машину: вон она стоит.
Я осмотрелась. На обшарпанной стоянке, рядом с облезлыми воротами гаражей автомастерских унылыми рядами стояли разбитые автомобили. Некоторые были разворочены настолько, что больно было глядеть, как из-под яркой блестящей краски выпирают их грубые металлические внутренности.
Я пошла к машине по раскрошившемуся от времени и тысяч колес асфальту. Холодный осенний ветер продувал насквозь, волосы развевались перед лицом, застилая глаза. Рома шел сзади. Мне казалось, что его взгляд неодобрительно сверлит мне спину. Я сжималась и куталась в легкое пальто. Как же он сумел перекрутить разговор, что я еще и оказалась виноватой! И даже не дал мне возможности припомнить ему о его промахах и недостатках, об обидах, которые он мне наносил. Я остановилась у своей машины и осмотрела ее. Две недели назад я сдавала задом на парковке и не заметила столб. На заднем бампере тогда образовалась большая уродливая вмятина. Теперь же бампер отрихтовали и покрасили, так что он сиял, как новенький.
Хорошая работа! сказал Рома, деловито осмотрев Мини Купер. Потом повернулся ко мне.
Мавр сделал свое дело, мавр может уходить! Я поехал.
Пожалуйста, постой еще минутку, пока я расплачусь почему-то не хотелось оставаться одной на этом пронизывающем ветру.
Нужно было дождаться мастера, чтобы отдать деньги за работу. Рома остался, он топтался с ноги на ногу, молча кутался в воротник от ветра и смотрел на часы. Я не находила слов, чтобы продолжить беседу. Наконец из подсобки вышел парень.
А вот и мастер, выдохнул Рома, Ладно, Даш, я поехал, а то мне некогда Еще на встречу нужно
Спустя десять минут я возвращалась на работу в плотном потоке машин. На сердце было очень тоскливо. Начало опять подташнивать. Неужели тошнота может быть из-за плохого настроения? Ветер порывисто бросал в стекла мелкие капли дождя. Стеклоочистители монотонно отбивали ритм. Кругом была серость и печаль. Осень. Из души тоже тянуло холодом, как из сырого подвала. Что-то там было не так. Я задумалась. А в чем-то ведь Рома прав. У меня атрофировались душевность, отзывчивость, даже бытовое, естественное женское сострадание задерживалось в моем сердце не более, чем на минуту, вытесняемое суетой, усталостью и бесконечно наваливающимися на меня проблемами и вопросами. Каждый день мне приходилось конкурировать со всем городом, выгрызать зубами новые продажи, чтобы выполнять план и получать свои бонусы. Это всё работа, это все бесчеловечное общество успеха и благоденствия, мельница со скоростью свыше трехсот тридцати метров в секунду. Я притормозила и съехала на правую полосу. Хотелось выпасть из бешеного ритма, подумать. Но мысли мои недолго витали вокруг собственной душевной опустошенности. Было нечто, о чем Рома промолчал, что хотел скрыть от меня. Но именно оно и было главной причиной его охлаждения ко мне. И я переключилась на веселую симпатичную блондинку Ларису, новую сотрудницу, которая появилась у нас на работе три недели назад. Жизнерадостная и добродушная, приветливая и услужливая, она была моим Альтер-эго и в то же самое время мной самой двухлетней давности. Она добродушно обнимала и целовала коллег при встрече и прощании, тогда как я, не поднимая глаз, только холодно говорила «привет» и «до свидания». Она готовила всем в офисе кофе и угощала испеченными дома пирожками. Она заливисто хохотала над всеми шутками Ромы, не упускала повода выйти с ним покурить. И каждый раз по дороге в курилку и обратно она рассказывала ему невероятно веселые истории, и я слышала, как Рома смеялся в ответ и вставлял свои шуточные комментарии. И Рома проводил с ней все больше времени, смотрел в глаза и однажды даже подвозил домой. У меня не было доказательств, я ни разу не видела, чтобы он до нее дотрагивался или звонил ей по вечерам. Я ни разу не ловила их испуганные взгляды, когда внезапно входила в комнату и заставала их наедине, они казались спокойными, как люди с чистой совестью. Но я чувствовала, что подспудно в них уже зреет влечение друг к другу, что Рома сравнивает нас, и что я в этих сравнениях проигрываю.