Никакого секрета, сэр, ответил работник, нужно стричь-поливать, стричь-поливать, стричь-поливать каждый день, и так триста лет.
Возвращаюсь к нашему пикнику.
Итак, мы всё разложили, операторы расставили камеры, и начались съёмки. Напоминаю, что был прекрасный, тёплый солнечный день, было время обеденного перерыва, кругом сидели, лежали, прохаживались люди. Вы думаете, хоть один человек обратил внимание на киносъёмки? Вы думаете, хотя бы один человек взглянул в нашу сторону? Проявил хоть какое-то любопытство? Ничуть не бывало. У меня просто сложилось такое ощущение, будто мы прозрачны, нас не видно. НО это и было проявлением английской толерантности, и это, скажу вам, совершенно прекрасная черта, которую я не встречал ни у одного другого народа.
Лорд Марк Полтимор
Что значит «вести себя как лорд»? Это значит, например, не чавкать, не класть локти на стол. Это значит одеваться небрежно, но не броско, говорить негромко, но ясно, это некое поведение, которому обучают каждодневно, а вот описать его очень трудно.
Скажите мне вот что, милорд, говорю я в ответ на его слова, жил-был в России один учёный. Вскоре после большевистской революции его посадили, но, ко всеобщему удивлению, он дождался реабилитации. Звали его Дмитрием Лихачёвым, он был выдающимся ученым-филологом. Однажды я был на его лекции, после которой он отвечал на вопросы аудитории, и я никогда не забуду, как он ответил на вопрос: «Скажите, Дмитрий Сергеевич, почему у нас так не любят интеллигенцию?» «Видите ли, ответил он, это объясняется легко: можно притвориться богатым, влиятельным, чемпионом каким-то, но интеллигентом притвориться невозможно. Интеллигента видно сразу, либо он есть, либо его нет. За это и не любят. Завидуют». Скажите, милорд, применимо ли это рассуждение к аристократам?
Отчасти безусловно. Мы узнаём друг друга на расстоянии, и нас узнают. Но нам не завидуют. Я даже позволил бы себе сказать, что нас любят. Нас считают неотъемлемой частью Англии и совершенно не хотели бы, чтобы мы, например, исчезли.
Но нет ли во всём этом некоторого лукавства, элемента игры?
Марк смотрит на меня с высоты своего двухметрового роста, хитро улыбается и говорит:
Больше всего на свете мы, англичане, любим играть.
А лично вы, лорд Марк Полтимор, что любите больше всего?
Я больше всего люблю стрелять птиц.
Стифен Фрай
Это совершенно точно самый яркий человек, которого я встретил в Англии и не только. Я хотел бы привести несколько его высказываний, которые удивительным образом раскрывают не только его, но и Англию. Однако предварю их некоторой информацией:
Стифен Фрай блестящий актёр кино и театра;
Стифен Фрай талантливейший режиссёр;
Стифен Фрай замечательный писатель;
Стифен Фрай страдает биполярностью, не раз пытался покончить с собой;
Стифен Фрай бесподобно владеет английским языком, как устным, так и письменным;
Стифен Фрай обладает изумительным чувством юмора;
Стифен Фрай гей, который открыто и жёстко вступает в беспощадные диспуты с гомофобами.
Итак:
«Я очень интересуюсь зоологией. Существует 480 видов животных, которые проявляют признаки гомосексуального поведения, но только один вид на земле, который проявляет гомофобию. Спрашивается, который из них нормален?»
Парадоксально, конечно, но точно. Гомофобия, как многие другие фобии, выработана у человечества в основном религиями, которым представление о терпимости совершенно чуждо.
«Телевидение в качестве национального камина, сердца и очага страны, сосредоточения нашей коммунальной культурной идентичности, это телевидение наверняка умерло. Вряд ли оно вернётся когда-либо. Вместо того чтобы быть камином для нации, ТВ стало чем-то вроде центрального отопления. Оно удобно, включено во всех комнатах, оно менее заметно, не центр внимания, больше являясь общей частью атмосферы».
Замечательный и ушедший в вечность образ: ТВ как домашний очаг. А ведь это было, и не так уж давно. Во всяком случае, я хорошо помню, как семьи собирались вечерами у экранов и вместе смотрели любимые программы. В этом смысле телевидение объединяло. Оно было, если можно так выразиться, добрым. А ныне оно стало куда более разъединяющим и злым.