Да, мама Мама, конечно, оказалась права. Она наивная дура. Влюбилась, как кошка. Ничего про него не узнавала, ни о чем не спрашивала. Просто любила. А он взял и исчез. И ничего. Ни слова, ни эсэмэски. Ни-че-го.
Но Кира справилась. Наказала себя и справилась. Наказала за глупость, за любовь, за споры с мамой: «Ты же интеллигентная женщина! Мама, ты ведь Руставели читала, Айтматова, Новои! Откуда в тебе шовинизм?!».
Кира перестала краситься. Своей яркой, нарядной одеждой набила несколько пакетов и отнесла к мусорнику. Все, наказана. Тушь, помада, румяна, кремы все вон. Наказана. Посиделки с подружками за мартини, дискотеки, тусовки все в прошлом. Наказана. Мама сказала пойти в партию: «Чтобы карьеру делать и с людьми достойными общаться». Пошла. Мама плохого не посоветует. И тут Макар Евграфович. Подарок небес.
Самохин открыл дверь сразу, едва Кира прикоснулась к звонку. Наверное, ждал ее прихода.
Что-то ты, девочка моя, сегодня припозднилась, забурчал старик. С самого утра тебя жду.
Кира засмеялась. Ей нравилось, когда он ворчал. Он беспокоился о ней, ждал. Все это создавало иллюзию семьи, которой, фактически, у Киры никогда не было. Что мама, что бабушка, обе были холодны с ней, словно чужие. В детстве Кира фантазировала, что ее в роддоме подменили, и настоящие мама с папой, бабушка с дедушкой ищут ее. А как найдут, обнимут, расцелуют, заплачут от счастья и заберут в дом, где будет любовь. Когда стала старше, поняла, что ничего такого не будет, и эти две чужие женщины бабушка и мама и есть ее семья.
Став еще старше, Кира стала их даже жалеть. Ни подруг у них, ни близких людей. У мамы, так и вовсе, мужа никогда не было. Ну да бог с ними. Теперь у нее есть ворчун Макар Евграфович.
Ну-ну, не брюзжите, я вот она, приехала, Кира весело болтала и выкладывала на стол купленные продукты. У нас с вами сегодня праздник. Я рыбку красную купила.
Это что за повод такой, Кирочка? Вроде не Новый год и не Рождество. Да и до моего дня рождения еще месяц.
Кира быстро накрыла на стол, достала из комода графинчик с водкой.
Ого, удивился Самохин. Ну, в таком случае, изволь меня подождать.
И он вышел из кухни.
А когда вернулся, Кира восторженно ахнула. Он был одет в парадный мундир. Медали, прикрепленные к кителю, гордо блестели и придавали посиделке особую торжественность.
Ну милая барышня, раз банкет, значит банкет! он попытался лихо козырнуть, но получилось плохо.
У Киры от жалости защемило сердце. Она тряхнула головой и ринулась разливать по стопкам водку, но Макар Евграфович гневно ее остановил:
Это что такое? За столом что, мужчины нету? и чуть трясущимися руками налил спиртное в рюмки.
Тогда с меня тост, Кира очень волновалась. У старика больное сердце и неизвестно, как он воспримет новость. Дорогой Макар Евграфович. Я хочу выпить за то, что вы действительно не одиноки.
Конечно, не одинок. У меня есть ты, Кирочка, старик засмеялся дребезжащим смехом.
Конечно, растрогалась Кира. Но скажите мне, пожалуйста, вам о чем-нибудь говорит название деревни Убибатьки? спросила она, дождавшись, пока старик выпьет рюмку.
Господи, конечно. Мы ее освобождали. Меня там ранило, я почти две недели в одной хате отлеживался. Мы подружились с ребятами из партизанского отряда, с Олесем, Устином, у Самохина глаза подернулись влагой. Как нас встречали, как любили! Мы же спасители, освободители. Они так настрадались. У них и фашисты были, и каратели, и власовцы. А потом еще завиноватили, что во время войны они оказались на временно оккупированной территории. Я помню, меня Олесь после войны нашел, жаловался, что в партию не берут из-за этого. А почему ты, дочка, про Убибатьки спросила?
А романа у вас любовного там не было? вопросом на вопрос ответила Кира.
Романа, говоришь? смутился Самохин и надолго задумался. Романа не было, а любовь была. Короткая, но страстная и настоящая.
Он снова наполнил рюмки, выпил сам, немного помолчал и начал рассказ.
«Я уже сказал, что мы освобождали Белоруссию, шли через деревеньку Убибатьки. И там один из власовцев меня ранил. История моя не оригинальна. Выхаживала меня Катерина. Она постарше меня была. Красивая, гордая. Муж у нее в первые дни войны погиб. У нас такая любовь случилась! Потом я оклемался, догнал свою воинскую часть.
А в сорок пятом на Дальний Восток на войну отправился. Переписывались вначале, а потом потерялись. Я в сорок седьмом приехал в Убибатьки, но Катюша оттуда уехала. Куда, никто не знал. Так и потерялись. Я через пару лет женился, прожили с женой почти сорок лет. Детей у нас не было. Бог не дал. Наверное, за то, что жил без любви. Уважал жену, жалел ее, никогда не изменял, но сердце всегда принадлежало только Катюше».