Две недели его осаждали навязчивые мысли и женщины: то одна, то другая Тара, приносящая послания от Томы. Он видел свою незваную невесту за каждым кустом в лесу рыжим хвостом увлекающую в гущу леса; в зарослях камыша серой утицей скользила она по бурой воде; верхом на Нане его белой волчице, огрызающийся каждый раз при её приближении. Панибратство и наглое сюсюканье утомляло и возмущало гордый нрав Наны, но она не хотела расстраивать своего названного брата и терпела тисканья женщины. Она как никто другой чувствовала её временную природу: «Не быть ей с Темуджином. Слишком она нетерпеливая, податливая, неосторожная. Стати ей не хватает, злости, характера быть рядом с нашим братом. Она просто кажется сильной, а внутри у неё сидит заяц, он не уверен в себе и дрожит».
После того, как отправили сватов к Сагалаку, каждое утро Большая Эска находила у своих ворот большой медный котел с подарками это Ушай начал задабривать будущую тёщу, начав заранее согласованный между семьями обряд сватовства.
Большая Эска рассматривала подарки и демонстративно отправляла их обратно. «Не то, всё не то!», играла она свою роль. По обычаю не принято сразу соглашаться положено покапризничать, просить больше и лучше. Не за так ведь отдавать любимую дочь.
На третью неделю в город прибыло «посольство» жениха сына соседнего вождя Сагалака. Они пригнали стадо оленей колым за невесту. Последний котёл Эска приняла, а значит пришло время для свадьбы.
Стоянка племени находилась недалеко к северо-востоку от Грустины, всего в пятнадцати километрах, и Ушай был частым гостем в Грустине. Ещё недавно Тома сама привечала его и давала ему всяческие обещания. Увлеченная Темуджином она и не заметила, как прошло сватовство, и приезд Ушая стал для неё полной неожиданностью. Она резко отказала претенденту, выставив свадебную кавалькаду за ворота. Это вызвало гнев Саголака и непонимание родни.
Большая Эска благословила союз двух наших племен. Соблюдены традиции и большой колым доставлен ко двору! Завтра после обряда ты уйдешь с нами! как отрезал отец Ушая, Саголак.
Саголак прав, Тома. Открыть ворота! Твоя судьба была решена ещё в прошлый раз. Ты сама, наконец, согласилась выйти за Ушая. Мы должны выполнить договор, а ты стать доброй женой для Ушая. Завтра на заре мы проведем свадебный ритуал, подтвердила слова Сагалака подоспевшая Эска. Тара! Будь рядом, помоги Томе собраться с мыслями. Ты головой отвечаешь за мою дочь. Если что-то пойдет не по плану, ты будешь сурово наказана. И изгнание станет для тебя меньшим из зол!
Мама, Темуджин взял мать за локоть, и, провожая в дом, по дороге выискивал подходящие слова, глядя под ноги: Может, не стоит так жестоко! Это же твоя дочь. Да и ялюблю её. Мы просто уедем вместе. По-тихому. Сбежим.
Темуджин! Как ты смеешь! Я знаю Тому. Её чувства как весеннее солнце. Греет, но только до возвратных холодов.
А если нет, мама!
Я слышу сомнение в твоём голосе, когда ты говоришь о любви. Её напор смутил тебя. Взбудоражил твоё естество. А душу? Он затронул душу?
Будет ли кто-то более подходящий, чтобы скрасить моё одиночество во времени?
Тома, конечно, проживет ещё долго. Но сможет ли она утешить тебя в своём непостоянстве? Я боюсь, что она покинет тебя, как только ветер подует в другую сторону. Её уход сильно ранит твое сердце. Да и сестра она! Нет смысла затевать всю эту игру! Замужество же успокоит её нрав. Родит дитя и другое, да и угомонится. А у тебявесь мир перед ногами. Все женщины мира!
Я и сам в сомненьях. НоДоверюсь тебе. Хоть всё это и тяжело, кинул в пространство Темуджин и вышел за дверь, скрывая слёзы, комом стоящие в горле.
На рассвете он пересек реку и наблюдал обряд издали. Всю ночь камлал шаман, окуривал дом невесты. Тому держали взаперти, всю ночь она находилась под неусыпным приглядом девушек. Они пели обрядовые песни, омывали, одевали, подготавливая её к обряду. Дважды она пыталась бежать, порвала нарядный свадебный халат, шитый бисером и речным жемчугом, вонзая в него острый серебряный кинжал. И даже Ушай, влюбленный в неё без памяти, с трудом сдерживал себя, чтобы не уехать прочь, оставив эту затею.
Они сидели посреди шатра на белой оленьей шкуре и шаман после заклинаний и обкуриваний, наконец, угомонил беспокойную невесту. Тома, покрытая светлым покрывалом, находилась в трансе и шаман крепко связал запястья жениха и невесты, навсегда соединив их в одно первыми лучами восходящего солнца.