Рука вытянута к проёму, пальцы напряжены, костюм уже подключил магниты, чтобы прикрепиться к корпусу или шлюзовой раме. Осталось совсем чуть-чуть, вот он тёмно-синий пол кабины, из-за аварийной подсветки, перчатка касается блестящих пластин возле проёма и скользит. Теперь я уже далеко от входа в корабль, по инерции западая под высокое брюхо челнока, рядом работают сопла, а стальная палуба всё ближе. И даже видно причину моего бедственного положения.
Створки ангара, ведущие во взлётную секцию, распахнуты, как и вторые створки, ведущие в открытый космос, и только тоненькая прослойка плазмы, на пару с нагнетателями атмосферы, спасли меня от эффекта полной разгерметизации. Но даже это осознание не поможет избежать столкновения с холодной металлической переборкой, приближающейся с пугающей скоростью. Зажмурив глаза и вознеся мольбы Эйнштейну и Атому, я сгруппировался для удара. Он пришёлся на плечо, бок будто обожгло, волна боли прокатилась по позвоночнику и наступила тьма.
***
Плотный пластиковый кокон обхватывал меня целиком, баюкающая качка сопровождала это чувство, будто ласковые волны поддерживают тебя, но не за какую-то часть, а всего целиком. Тело такое лёгкое, нет ни направления, ни давления и в груди растекается странное спокойствие, разве что голова тяжёлая, если бы ещё не этот надоедливый кокон и какой-то шум. Кто-то зовёт меня?
Парень, ты живой? Моргни, если слышишь, ну, теперь уверенней! Просыпайся принцесса, твой принц уже тут и вколол тебе приличную дозу заживляющих стимуляторов, ха-ха. Молодец, а теперь, сделай милость, душечка, пристегнись тем ремнём, который сбоку.
Голос шел, будто издалека, был удивительно звонким и механическим, периодически перемежался с электронным треском, а то и вовсе пропадал. Да и звучал так, что сразу становилось ясно, источник его был вовсе не во сне. И тут заныло плечо, значит, всё это мне не снилось
Опять интерком сломался что ли?.
Разжав через силу слипающиеся веки, я попробовал оглядеться, в голове после этого застучали тяжёлые молотки, да так что пришлось зажмуриться. Затем ещё раз, передо мной светились на разный лад окна чрезвычайных уведомлений, о состоянии окружающей среды, повреждении мягких тканей, опасном излучении и последнее зеленело статусом Стабилизирован. Мысленно отметив и убрав каждое, я разглядел за первым экраном, находящимся чуть дальше носа, второй, принадлежавший тяжёлому гермошлему. Видимо, пока я был без сознания, на меня надели ещё один костюм, настоящий скафандр, такой же который был на том здоровяке, а также втащили в сам челнок.
Понемногу приходя в себя, я стал осматриваться. Ремень безопасности, мягко перекинутый через грудь, придерживал меня в кресле второго пилота, судя по, расположенной прямо перед ним, панели управления кораблём и штурвалу. По всей видимости, ощущение качки создавалось из-за сочетания полной невесомости и величины сиденья, оно создавалось под более крупного человека, чем был я, даже в стандартном костюме защиты и скафандре поверх, ремень не прижимал меня к креслу.
Между тем, по внутренний связи раздался знакомый голос, приправленный помехами и шумами.
Очнулся, полный порядок?
Повернувшись к своему спасителю, который сидел в кресле пилота, я вновь отметил его высокий рост, даже с учётом громоздкости костюма, тот был ему впору. Зеркальное забрало его шлема неотрывно следило за мелькавшим в лампе видом, помимо непроглядной черноты, далёких звёзд и Солнца, многократно затемнённым светофильтром, то и дело за обзорным пластиком вырисовывались контуры космических тел, подсвеченных графической сеткой, и вспыхивала плазма. Мы двигались сквозь пространство на пределе внутрисистемной скорости для малых судов, что составляло около шестидесяти тысяч метров в секунду.
Челнок пробивался сквозь скопления космического мусора, описывал пируэты, уходя от столкновений с астероидами и кометами, а некоторые тела и вовсе устранял, с помощью восьми конечностей и силовых щитов, то и дело выпускавших снаряды или плазменные сгустки, попросту испаряя препятствия. Пилот при этом лишь иногда корректировал курс, беря управления под свой прямой контроль, менял приоритеты различных систем, их режимов и поддерживая общую работоспособность. Зрелище было завораживающим. Иногда, при особенно резком повороте, перегрузка всё же давала о себе знать, огоньки приборной панели плыли, а её очертания будто смещались, однако вегетативные и метаболические имплантаты справлялись с нагрузкой, так что эффект был недолговременным. Переключившись на частоту корабля, и отрубив барахлящую связь самого скафандра, я обратился к нему: